– Благодарю, отец мой, – Александр расцеловал князя в обе щеки и, взяв под уздцы коня, вышел со двора, где его уже поджидали долгое время приятели детства.
Никита Федорович обернулся в ту сторону, где стояли в нерешительности жена и старший сын. Оба были смертельно бледны. Андрей потупил взор и выглядел более несчастным, чем прежде. В душе он зародил обиду и на брата, и на отца, которые как будто специально изводили его, унижали, словно в тайне, в глубине души, ненавидели его. Что же он сделал им такое, за что ему такие наказания? Неужто вина его лишь в том, что нравом он похож на мать, что не стал поддерживать отца в опричнине и наказании мнимых преступников? Неужели в их семье доброта, сострадание, честность, милосердие – ничто?
Андрей сделал два шага вперед и остановился рядом с князей, словно меряясь с ним ростом. Никита Федорович положил свою ладонь ему на плечо. Юноша взглянул на крепкую, жилистую руку отца и невольно вздрогнул, представив эту самую руку у него на шеи, но сразу же попытался отогнать сию мысль, ибо отец не смеет лишать жизни ребенка своего, кто плоть от плоти его.
– Собирайся, Андрюш, поедишь со мной в Москву, на Кремль посмотришь, на государя нашего батюшку Ионанна Васильевича да жену его молодую Марию Темрюковну, дочь кабардинского князя Темрюка. Познакомлю тебя с людьми большими, знатными. Негоже тебе, молодцу во цвете лет, штаны подле мамки протирать. Прикажи седлать коней да в дорогу одевайся, ехать нам недалеко.
Молодой человек внутренне напрягся. Он понимал, почему отец велит ему ехать с собой, почему хочет познакомить с иными боярами да князьями (такими же опричниками, как он сам), но вслух сказать что-либо побоялся, ибо знал, что ему отец никогда ничего не прощает, только Александру сходит все с рук.
Стоящая в сторонке Марфа Егоровна вскинула руки и, упав пред мужем на колени, и поцеловав тыльную сторону его ладони, воскликнула:
– Не делай этого, Никита. Не вози с собой на пытки Андрюшу, не стоит ему смотреть на все это!
Князь с силой оттолкнул жену и замахнулся кулаком, который остановился в воздухе:
– Ууу, – завопил он, готовый убить ее, – пошла прочь, старуха проклятая! И на тебя управу найду, только вернусь! – затем обратился к сыну. – Ну, чего стоишь, зеньки вылупил, поспеши к отъезду!
Андрей как и всегда с опущенной головой молча побрел в дом выполнить приказ отца. Мать помогла ему собраться в дорогу, приготовив новый кафтан и новые сапоги для такого случая. Перед дорогой женщина благословила сына, как делала это всегда.
Александр с верными друзьями – Иваном и Богданом, возвращались с неудачной охоты. Как и предполагал Андрей отощавший за зиму зверь не представлял никакого интереса, по беременным самкам оленей да лосей нельзя стрелять – лесные обитатели должны дать новое потомство. Единственное, кого удалось поймать, так это пару уток да диких гусей, да еще Александру удалось на зависть остальным подстрелить фазана. С этим и возвращались. По дороге домой друзья завернули на обед к знакомому дворянину, чей дом с большим садом стоял на берегу реки, поотдаль от крестьянского селения.
Дворянин – Глеб Михайлович, дородный коротконогий мужчина средних лет с веселыми серыми глазами, с поклоном встретил незванных гостей. На их счастье мужчина как раз собирался садиться за стол, а уж у него – любителя поесть, всегда находился лишний кусок. За длинным столом, покрытом белой скатерью, сидело пятеро человек: Александр, Иван, Богдан, хозяин со своим дальним родственником – Алексеем Елизаровичем. Сотворив молитвы пред образами святых, мужчины сполоснули руки в воде и принялись за еду. Вилок в то время на Руси не было и потому то, что не могли взять ложкой, ели руками. Александр, откусывая белыми зубами кусок курятины, вдруг спохватился и спросил у хозяина:
