Денег не было, одна зарплата завлаба, с которой приехал из Сибири мой горячо любимый муж, была прожита за два летних месяца на даче, моя зарплата в Доме самодеятельности была так мала, что мы обходились самым необходимым, отчасти спасал урок музыки, который я давала семилетней девочке, эти 20 рублей в месяц. Мы могли пару раз сходить в кино и изредка покупали бутылку Гурджуани или Рислинг в ближайшем магазине…
Моего знаменитого мужа никто не брал на работу, поскольку мы не могли зарегистрировать наш брак, а бывшая жена не давала развода, а лишь присылала справки о долгах, устраивала нам экономическую блокаду, ведь она не представляла себе, что в Москве её муж встретил идеалистку и будущего музыкального редактора, которая перевернет жизнь её успешного мужа и сделает его автором 200 романсов, вальсов и полек, и даже одной оратории на слова Экклезиаста, которые будут играть в Вене во дворцах оркестры и солисты со всего мира… Однако, долги нам еще предстояло выплачивать ближайшие пять лет…
Итак, моя интуиция говорила – ты должна ехать с Лялей во что бы то ни стало, иначе не видать тебе счастья с твоим сибирским мужем… Однако, просить деньги в долг у подруг и знакомых мне как-то очень не хотелось, и вот в этом напряженном состоянии, а достать-то надо было всего каких-то 60 рублей: дорога на поезде 30 рублей и дешевая путевка от Общества «Знание», в котором подрабатывала Ляля в качестве лектора еще тридцать…
Мы встретились с Лялей и пошли нашим любимым маршрутом – бульварами от площади Пушкина к Никитским воротам, и дальше по Суворовскому бульвару в Дом журналистов… Все это время в моей голове напряженно билась мысль, где достать деньги на поездку, кому позвонить, кого попросить или пусть эти деньги свалятся с неба… Буквально так я и подумала и с этой смешной мыслью мы почти уже дошли до Дома журналистов, куда нас не пустили, поскольку я забыла членский билет…
Но, к счастью, в ста метрах от домжура нам попалась симпатичная забегаловка. У меня в кармане был рубль, а в то время (в конце семидесятых 20-го века) за эти 100 копеек можно было выпить кофе и съесть пару сосисок да еще и с горошком… Поскольку Ляля была моя старшая подруга, я посадила её за столик, а сама встала в небольшую очередь. Поскольку глаз у меня всегда был меткий, уже подходя к стойке, я обратила внимание на странный маленький бумажный сверток, прямо под моими ногами. Я не стала сразу бросаться за ним, а незаметно придвинула к своей ноге. Затем уронила платок и профессионально вместе с платком засунула бумажный комок в карман куртки. Сердце мое билось гулко и сильно, я поняла, что бумажный комок – это деньги.
Кто-то их так плотно скрутил, что было совершенно не понятно, что это и сколько их. Я заставила себя успокоиться, дождалась своей очереди, взяла сосиски и кофе, принесла все это за наш столик, где сидела Ляля, и сказала ей, что мне надо позвонить (в те времена горожане пользовались телефонами-автоматами за 15 копеек, а позже появились и специальные жетоны). Только зайдя в кабину телефона-автомата, я вынула сверточек из кармана и развернула плотно сложенные купюры – в моих руках было ровно 60 рублей! Вот и случилось чудо – кто-то мне послал именно ту сумму, которая мне была нужна для счастья.
Поездка в Архангельск состоялась. Мы с Лялей целых две недели любовались закатами и восходами на маленьком острове в Северном море, однажды даже попали в шторм на маленькой моторной лодке, когда нам надо было возвращаться в Архангельск. Нам было привычно путешествовать вместе, потому что Ляля и я прекрасно понимали друг друга, она была мне близка по духу: так же непрактична и доверчива к людям, любила литературу, а я любила живопись, и мы как бы обменивались нашими талантами. Когда Ляля отправлялась на этюды, я сопровождала её, помогала нести папку и стульчик, а сама усаживалась неподалеку и записывала свои маленькие истории, которые потом никто не печатал, но в будущем, мои рассказы и очерки помогут мне попасть на литературный семинар молодых писателей.
