Читать онлайн Неизвестный китайский автор XVI века - Два ларца, бирюзовый и нефритовый

Благородный Ван исполнял должность судьи в уезде Сычоу. Во всем уезде не было другого человека с такой прямой осанкой, твердым характером и незамутненным взором. Даже внешне Ван был сама воплощенная справедливость; когда он вершил суд в своем церемониальном облачении, трепет охватывал тех, кто преступил закон. Известно, однако, что добродетельный и благородный муж способен одержать победу над врагом, но и ему не по силам изменить натуру человека низкого. Используя связи и подкуп, клеветники добились отставки судьи. Ван был лишен сана, имущества и всех привилегий.

Вскоре бедственное положение вынудило Вана искать работу – и благородному сюцаю пришлось стать базарным разносчиком. Занявшись столь немудреным и низким делом, Ван и здесь не изменил себе: осанка его оставалась прямой, взгляд открытым, движения же были исполнены достоинства. Словом, и в этом повороте судьбы Ван оставался прежним Ваном.

Но вот что удивительно – если прежде, отправляя правосудие, Ван слыл одним из лучших судей в Поднебесной, то теперь, по мере сил стараясь следовать тем же путем, Ван быстро прослыл никуда не годным разносчиком. Несмотря на безупречную честность и готовность выполнять все положенное, покупатели оставались недовольны его услугами. Недовольны были и торговцы-работодатели, так что Вану пришлось несколько раз менять хозяина, а вскоре он и вовсе остался без работы. И это при том, что в Сычоу было не слишком много желающих пойти в базарные разносчики, но продавцы все же предпочитали брать подростков, увечных и даже тех, у кого на лице было написано, что он законченный прохиндей, – всех, кого угодно, только не безупречного Вана, соглашавшегося работать за те же деньги.

ТРЕБУЕТСЯ ответить, совершил ли Ван ошибку, и если да, то в чем она состояла?

Причина бед Вана – в непонимании идеи справедливости и как следствие в отклонении от справедливого пути. Судья полагал, что справедливость всюду одинакова, а быть справедливым значит, попросту, не меняться. Будь это так, научить справедливости было бы намного легче, а для выяснения несправедливости вовсе не требовалось бы квалифицированных судей.

Но ведь даже воздух не везде одинаков, он различен в городе, в лесу и на берегу моря, совершенно различен воздух для людей, для птиц и для пчел. Справедливость же распределена таким образом, что ее можно определить только через уместность и своевременность; и каждая из ее частей по-своему сопричастна целому. Уместное сегодня в столице, неуместно в отдаленном селении, а завтра может оказаться неуместным и в столице. Справедливость похожа не на искусство сложения и вычитания, которое для всех предметов одно и то же, а на искусство управлять джонкой, учитывающее характер каждой реки, – вот почему для поддержания справедливости требуются умение, ум и мудрость. Чтобы сохранить верность вчерашнему, достаточно привычки, чтобы сохранить верность справедливости, ее недостаточно: поэтому люди упрямые и недалекие идут по легкому пути, а человек благородный и мудрый следует трудным путем справедливости.

Ван был человеком с похвальными задатками, но искусством справедливости не овладел. Он не постиг важнейших принципов уместности и своевременности, вот отчего его судейская степенность, необходимая для внимательного ведения дела, обернулась нерасторопностью в новых условиях, а беспристрастность к сторонам спора обернулась, пусть даже и невольно, заносчивостью – и так во всем прочем. Ван считал нужным проявлять уважение к букве закона, но не счел нужным проявить его к законам другой профессии, к нравам покупателей и продавцов. Стало быть, он не проявил уважения и к справедливости, ведь в каждом деле есть свои мерки, и подходить к нему с чужими мерками нелепо и несправедливо. В этом и заключалась ошибка Вана.

Ван не допустил никакой ошибки в отношении справедливости и сохранил ей верность. Именно поэтому он и разделил ту участь, которая всегда поджидает справедливость в человеческом мире. Ибо быть справедливым в надежде на судейские почести – не значит быть справедливым. Должность судьи столь значима и окружена таким почтением, что быть справедливым судьей – не высшее испытание для добродетели.

Хорошенько подумав, многие согласятся, что быть бесстрашным полководцем, щедрым правителем и мудрым настоятелем храма не так уж и трудно. Совсем иное дело сохранять те же качества, испытав немилость судьбы, – тут-то и можно проверить настоящую их цену. Если Ван, став базарным разносчиком, не изменил своих принципов, это значит, что принципы он соблюдал не ради их видимости, а именно как принципы. А то, что справедливость не помогла ему стать процветающим торговцем, не вызывает удивления, это лишь доказывает, что базар не является родиной справедливости.

Должно ли вызывать удивление, если лучший игрок на цине откажется играть на шумной и пьяной вечеринке? Достоин ли похвалы высокий чиновник, если он станет вдруг вести себя со старыми друзьями так же, как с заморскими посетителями его Палаты? Так что же удивительного, если справедливость в изгнании – например на базаре – будет чувствовать себя более стесненно, чем в собственном доме?

Муж рассудительный и справедливый должен признать, что добиться справедливости везде не в силах даже Небо. Нет ничего удивительного, что и Вану не удалось справиться с задачей, непосильной для богов. Следует, правда, заметить, что не везде справедливость одинаково важна: ведь одно дело человек, солгавший в суде под присягой, и другое – завравшийся на пирушке. Если напрочь исчезнут первые, государство поднимется на одну ступеньку справедливости, если же совсем не станет вторых, жизнь в Поднебесной оскудеет и иссякнет.

Подобно тому как в южных областях Срединного Царства традиционно гордятся мастерами каллиграфии, в Лояне чествуют поэтов, в предгорьях И Шэ ценят ловцов птиц и дрессировщиков животных, подобно этому в области Сыянь издавна гордились знатоками ритуала. За их благородными жестами следили, затаив дыхание, как за выпадами искусных фехтовальщиков, и старались следовать им во всем. Одним из самых почитаемых людей в уезде был благородный муж И Моу. Когда следовало пребывать в скорби, никто лучше И не мог явить благородную сдержанность и глубокую скорбь. Лишившиеся родных в растерянности обращались к нему за советом, и пример И Моу помогал им преодолевать растерянность. Не было равных этому мужу и в способах выражения благодарности, а также и в соблюдении собственного достоинства, – наиболее высокопоставленные чиновники уезда брали у него уроки церемоний.

В Сыяни И Моу знал каждый, однако за пределами области многие люди скептически относились к сыянцам. К их числу принадлежал и принц Му, сторонник философии дао. Приехав в Сыянь, принц был полон предубеждений, и поначалу его предубеждения лишь укрепились. Но продолжительная беседы с И Моу способствовала тому, что принц переменил свое мнение. ТРЕБУЕТСЯ ответить, на чем основывалось первоначальное мнение принца и какими аргументами И Моу смог переубедить Му?