– Куда? В Сочи? Какой базар! Ласточка моя в пять часов доставит!
«Ласточка» производила гнетущее впечатление. Это был старый и ржавый рейдовый катер, судя по ветхости, когда-то ходивший под парусами и помнивший основателя города адмирала Лазарева. Но выбора не было – другие выходить в море вовсе не соглашались.
Морское путешествие Соскачеву пугало. Но еще больше ее пугало то, что наглый следователь или упрямый американец найдут ее мужа раньше нее.
– Заводи свою колымагу, любезный, времени мало, – сказала Екатерина Викторовна и с решительностью, свойственной женщинам в моменты поиска супругов и борьбы за дефицит, взошла на палубу.
Кэп прикрикнул на чумазого моториста, и тот нырнул в подвал машинного отделения.
Раздалось рокотание, потом хлопок, затем появился нарастающий гул. Из фальштрубы вырвалось облачко черного дыма. Колымага затряслась и ожила.
Капитан, которого, как и всех капитанов, звали Борисыч, преобразился. В глазах появился огонь, в членах – подвижность. Алкогольный угар ушел, уступив место романтическому ожиданию встречи с открытым морем. Кэп метался по мостику, выполняя одновременно множество необходимых морских дел. Екатерина ушла в небольшую каюту, устроилась на жестком сидении и задремала.
Борисыч сообщил диспетчеру липовую причину выхода в море и повел свое судно к выходу из Цемесской бухты.
За ночь, проведенную в пробке, из микроавтобуса сбежал станичник. Капитан Брыкин остался один, если не считать кур, которые из-за отсутствия еды и присутствия стрессов, стали постепенно дохнуть. К утру террористы смылись и с шоссе сняли оцепление. Следователь сел на руль и помчался к Сочи.
Вдоль дороги стелились луга, набравшиеся зеленого цвета до необычайной густоты. Пахло, почему-то, арбузами. За окном мелькали небольшие стада коров, развалившиеся колодцы и проржавевшие щиты с плакатами «Животноводству – кормовую базу!», «Решения 25-го съезда – в жизнь!». На нескольких плакатах отдельные буквы осыпались, и они приобрели загадочное звучание. «Неуклонный рост…» не имел продолжения, и можно было только догадываться, что должно было неуклонно расти. На щите, расположенном на въезде в небольшое село, примостившееся в узкой долине, время и дождь внесли коррективы. Теперь девиз приобрел более прагматичное звучание – «Экономика должна быть…!»
Но вся эта морально устаревшая наглядная агитация мало волновала следователя Брыкина. Он смотрел только на дорогу и спидометр. Через час он был в Джубге.
В город Мурманск, северный и далекий, прибыл Дмитрий Шайкин. Дело было срочное и он, не отдохнув с дороги, тут же направился в справочное бюро. Там его подстерегала большая неожиданность – улицы Голавлева в городе не было!
Митя, боясь признаться самому себе в том, что здорово сплоховал, слегка заикаясь, спросил неухоженную работницу Бюро справки:
– Это точно?
– Точнее не бывает. Гоголя есть, Горького есть, Голубицкая даже есть. А вот Голавлева нет.
«Может быть, старый что-то напутал?»
– А на Гоголя как проехать?
– Садитесь на автобус номер четыре и в сторону Дворца культуры едите. На пятой остановке выходите, а там спросите.
Трясясь на неудобном автобусном сидении, Митя невнимательно рассматривал крупнейший город Заполярья и слегка постанывал от ненависти к глуховатому старику.
Выйдя на нужной остановке, он пошел по улице Гоголя к дому номер пять. Здесь случилась вторая неожиданность – в этом доме располагался детский сад «Ромашка» и, соответственно, квартиры с номером один тут не было.
