Два путешествия в Иерусалим в 1830–1831 и 1861 годах - страница 13

Валерга был человеком чрезвычайно деятельным, поэтому В. Н. Хитрово констатировал, что «в 1845 г. латинян было до 2000 человек и до 30 латинских учреждений в десяти разных местах Святой Земли. В 1881 г. число латинян возросло до 12000 человек, а число латинских учреждений до 150…»{45}.

Муравьев также отмечает деятельность в Иерусалиме униатской церкви{46}: «Не случилось там в бытность мою и так называемого трехглавого Максима, патриарха Униатского, в лице коего неканонически соединил Папа три отдельные престола, Александрии, Антиохии и Иерусалима, и который уже собирал однажды собор своих епископов во Святом Граде», – после чего констатирует, что «все это нововведения западные, о которых не было слышно прежде, даже за десять лет…»{47}.

Как пишет современный исследователь-историк Т. В. Носенко, «христианские державы, озабоченные дележом ближневосточного пирога, вновь вспомнили о священной истории Иерусалима, которая теперь представлялась удобным предлогом для их проникновения в глубь Османской империи. Как образно выразился один из английских путешественников того времени, «следы Авраама пролегают там, где теперь проходит самая короткая дорога в Индию»{48}.

Особенное значение деятельность иностранных консулов приобрела в связи с так называемыми капитуляциями – договорами между Оттоманской империей и европейскими государствами о том, что иностранные граждане, живущие на территории империи, не подлежали юрисдикции турецких властей. Изменения происходили и в общественной жизни Иерусалима: в 1841 г. в городе появилась первая типография (еврейская, которую Исраэль Бак перевел из Цфата), в 1848 г. – первый банк, тоже еврейский, принадлежавший семье Валеро. В том же году Австро-Венгрия учредила здесь почтовое агентство и наладила современную почтовую связь с Европой, а вскоре за ней это сделали Франция, Пруссия и Италия; в 1847–1853 гг. в городе открылись латинская, армянская и греческая типографии; появились больницы, школы и другие учреждения, основанные на средства филантропов или религиозных и светских миссий разных стран; в 1858–1859 гг. открылись австрийский и немецкий постоялые дворы для паломников.

Россию неоправданные расчеты Николая I на решение проблемы «больного человека», то есть Турции (которую так называл русский император), в союзе с Великобританией принуждали проявлять сдержанность в проникновении в Палестину. Российское консульство до 1839 г. существовало в Яффе, затем, как уже говорилось, было перенесено в Бейрут, в Иерусалиме русского представительства не было. По представлению канцлера Нессельроде и с согласия Николая I в 1843 г. Священный Синод направил в Палестину якобы в восьмимесячное паломничество архимандрита Порфирия (Успенского){49}, а в 1847 г. по его предложению и представлению Нессельроде была учреждена Русская Духовная миссия, главой которой он был назначен{50}. Но официального статуса и полномочий у Порфирия не было, денежное содержание также было назначено чрезвычайно скромное, в отличие от представителей других держав, хотя и в этих условиях он развернул активную деятельность{51}. (Для сравнения приведем цифры: архимандриту Порфирию было назначено ежегодное содержание в 7 тысяч рублей, а среднегодовые «пособия», получаемые, например, францисканцами из Европы, составляли, по указанию Хитрово, 75 тысяч рублей{52}. Сравнить можно и ранг представительства: Англия и Пруссия отправили в Иерусалим епископа, Ватикан – патриарха).