– Что-то не так? – с опаской спросил я.
– Господин профессор говорит, в базе стоит отметка о том, что Вы владеете корейским языком.
– Но в своем резюме я этого не указывал. Это должно быть какая-то ошибка.
Не было сомнений в том, что профессор понимал по-английски: не дождавшись перевода, он снова ответил на корейском. Я вопрошающе посмотрел на обоих поочередно.
– Господин профессор утверждает, что здесь не может быть никакой ошибки. К тому же Вы сами вели переписку с университетом на корейском языке.
Ах, вот оно что! Я понял-таки, в чем дело. А дело было в том, что во все университеты я отправлял сопроводительное письмо на английском, но в Корею я решил составить письмо именно на корейском языке, для чего обратился в переводческое агентство, которое и в дальнейшем переводило для меня всю переписку. Но я верил, что не все еще потеряно. Поэтому я объяснил это недоразумение и извинился за то, что своим чрезмерным рвением я невольно ввел в заблуждение членов коллегии.
– Господин профессор говорит, что знание корейского языка было одним из основных и обязательных требований.
– Я могу его выучить, если только господин профессор даст мне шанс, – я чувствовал, что мои надежды с каждой минутой уплывают от меня, и начал искать мало-мальски возможные варианты, но это было бесполезно точно так же, как утопающему было бы бессмысленно хвататься за соломинку.
Профессор покачал головой и уже на английском подытожил:
– Мне очень жаль, господин… – он посмотрел на мое приглашение и, спутав фамилию с именем, продолжил, – господин Аян, но мы не можем принять Вас на работу без знания корейского языка, и у нас нет возможности дать Вам время на его изучение. Мы будем вынуждены сообщить в эмиграционную службу о том, что отказываем Вам в предоставлении рабочей визы. И Вы должны понимать, что во избежание дальнейших проблем Вам надо покинуть страну.
Я вышел из кабинета, который еще несколько минут назад был для меня мостом к многообещающим перспективам. А теперь все надежды и ожидания окончательно разрушились и прахом развеялись в небытии. От вчерашней эйфории не осталось ни следа: я был убит разочарованием, и винить в этом было некого, кроме себя самого.
– Мне очень жаль, – на меня смотрели исполненные сочувствия глаза моего проводника, ставшего очевидцем этого постыдного краха, – если бы я мог еще что-нибудь для Вас сделать…
– Вы уже многое сделали для меня. Пойдемте, я Вас отблагодарю обедом. И, пожалуйста, не отказывайте мне.
Я был подавлен и не выронил ни слова, он же понимающе не тревожил меня разговорами. После обеда мы пожали друг другу руки и разошлись каждый своей дорогой: он ушел в сторону кампуса, а я вернулся в мотель. Зайдя в свой номер, я повалился на широкую кровать и уснул, сокрушенный настигнувшим меня потрясением.
**********
Автобус подскочил на кочке, и я едва успел поймать голову Лу, чтобы она не ударилась о мои колени. Она поднялась и снова улыбнулась. За эту ее изумительную особенность излучать позитив всегда и везде я называл ее про себя my smiley-girl, моя девочка-смайлик.
– Выспалась?
– Да, милый.
– Лу, сегодня не надо мне помогать, хорошо?
– Хорошо.
Лу, как и многие таиландки, работала очень шустро и, если я отставал от других работников, она подбегала ко мне украдкой и помогала мне догонять остальных. Мне было в радость знать, что она беспокоиться обо мне, но все же, как мужчине, мне было стыдно, поэтому я каждый раз просил ее не делать этого. И каждый раз она говорила: «хорошо», но я снова и снова видел ее хрупкую фигуру, вперебежку направляющуюся ко мне. Она смотрела на меня озорными глазами, и, хотя ее лицо было скрыто под маской, я точно знал, что она улыбается.
