Хорошо, что у Адама проблемы с желудком. И батарея бутылок с минеральной водой в каждой комнате. И огонь не перекинулся на шторы, полыхало-то будь здоров, успели потушить.
И, вообще, спички детям не игрушка.
Дура малолетняя.
Смотрю на Каина - он открывает форточку, впускает в комнату струю холодного февральского ветра.
Оборачивается.
- Амба, - говорит одними губами.
- Аминь, - усмехаюсь вслух.
Понимаем друг друга без слов почти. Откидываюсь на спину, поворачиваюсь на мягкой кровати. Она лежит рядом, будто спит. Прислушиваюсь к ровному дыханию, всматриваюсь, не дрожат ли ресницы - вроде не притворяется, правда, вырубилась.
Зашибись. Наворотила дел - и лежит, умница.
- Врача вызовем? - брат вертит в пальцах телефон. Подходит к кровати с другой стороны, опирается коленом, тоже заглядывает ей в лицо. - Или дыхание искусственное сделать?
- Нашатырь ей надо, - киваю на дверь ванной. - Ты на ногах, за аптечкой сгоняй.
Он непривычно послушно чешет в ванную. Хотя, командовать привык сам. Серьезно что ли, переживает за цветочек?
Наклоняюсь, носом касаюсь ее щеки. Пахнет дымом и кремом, кожа нежная, лепестки, не меньше. Малышка совсем, едва прыщи прошли, у нее и грудь поди растет до сих пор.
Быстрым взглядом оцениваю выпуклости под свитером.
Ничего так. Тянет потрогать.
Да блин.
Встряхиваюсь, слезаю с кровати. Наклоняюсь к ее спортивной сумке, вжикаю молнией. Шарюсь в бабских вещичках.
Адам якобы умер, Яна якобы сожгла документы. А по факту - оба решили свалить. Красиво придумали. В городе его имя каждая собака знает. К нему и так уже подбирались, он в своих казино вконец охамел, творит, что хочет, такие суммы крутятся - вовремя подсуетился и прикинулся мертвым.
В теплые страны собрались, точно, у нее тут одни футболки да шорты.
О, какие трусики.
Вылавливаю кружевную тряпочку. Не удержавшись, подношу к носу. Ням, плотоядно кошусь на фигурку в постели.
- Завязывай, - морщится Каин. Тащит белый сундучок с лекарствами.
- Угощайся, - кидаю в него белье.
- Авель, запишись к сексологу, - он ловит трусики на ходу, плюхает аптечку на кровать. Открывает, перебирает бутыльки.
Подбородком упираюсь в постель, смотрю, как он рвет вату, бухает на нее спирт.
- Фу, перебрал, - отводит в сторону пальцы, по которым бежит раствор, с сомнением косится на узкое девичье лицо с тонким носиком.
Хмыкаю.
Залип.
Брат, опомнившись, сует ей вату.
Ее ноздри подрагивают, на лице рисуется гримасска. Она дергается на кровати, приоткрывает мутные глаза.
- Привет, - подтягиваюсь на руках поближе, ладонями возле ее бедер расставляю ловушку. - Хорошая новость - пожара не было.
Она, поперхнувшись, потерянно оглядывается в комнате. Осоловело моргает, переводит на меня темные глазки-пуговки.
- А плохая новость? - догадливая девочка, быка за рога.
Люблю таких.
- Зависит от тебя, Яна, плохая или нет, - Каин бросает спирт в аптечку, щелкает замочком. - Что ты жгла в кабинете. И где документы из сейфа.
- Горели в мусорке, - она чихает.
- Не торопись, - брат убирает волосы с ее щеки, попутно трогает ее лоб. - Подумай. И еще раз ответь.
Она смотрит на него и молчит.
Думает.
Пауза затягивается.
Такое чувство, что напугали малышку, но ведь притворяется.
- Короче, - надоело, поднимаюсь на ноги. - У Адама все завязано на сделках, ты понимаешь. И те бумажки скоро начнут просить грустные дяденьки. Очень они им нужны. Адама Метельского нет. Зато есть Метельская Яна. Его супруга. Мысль мою закончи сама.
