Двадцать четыре часа - страница 13
А ещё лучше запру и никуда не буду выпускать.
Построю замок специально для неё, как у Рапунцель, и спрячу от всего мира. Определенно, идея хорошая, только вот… несвоевременная. Я обдумаю с удовольствием её потом, а сейчас пойду за Жекой и узнаю, кого и зачем он притащил сюда.
– Эта Летта – форменная идиотка. Я первый раз пожалел, что мама запрещает бить девушек, некоторых очень даже стоило бы, – Жека жалуется, ведя нас по лабиринту недостроенных квартир, рассказывает. – Хотя мои страдания были не зря. Летта сообщила, что Вест, фрик твоей Лизки, кому-то недавно продул в карты. Причём по-крупному. И, как она поняла, не самым простым ребятам.
Проигрыш, судя по всему, Жека связал с Лизкиной пропажей.
И я уже догадываюсь, кого увижу и с кем решил здесь дружественно пообщаться мой друг. Вест, который по паспорту прозаичный Коля, сидит примотанный к стулу, с кляпом во рту и подбитым глазом.
При нашем появлении он начинает мычать и раскачиваться, а Жека печально вздыхает:
– Наша беседа задалась не сразу. Он почему-то решил, что я испугаюсь его родителей и не стану ломать ему пальцы.
Кира вздрагивает.
И ладошка у неё ледяная, а пальцы цепкие.
Она крепко сжимает мою руку.
Всё же надо было оставить её в машине, настоять. Или увезти к себе и запереть, но… не могу. У меня необъяснимая, но стопроцентная уверенность, что стоит её выпустить из поля зрения и она опять во что-нибудь вляпается.
И я эгоист, потому что для спокойствия и возможности соображать мне надо видеть Киру Вальц, быть точно уверенным, что с ней всё в порядке.
– Но мы-таки нашли общий язык, – Жека усмехается нехорошо, треплет Веста по щеке, а потом отталкивает, и тот падает вместе со стулом. – Наш мальчик столько всего интересного рассказал, правда, золотой мой?
Носок берца врезается в тело, и Вест протяжно стонет.
Жека же приседает и, дёргая его за волосы, заставляет голову поднять и на нас посмотреть.
– Может повторишь для всех, как продал свою девушку в уплату долга? Вот её брату будет очень интересно послушать и узнать, что любимая младшая сестрёнка стоит всего триста тысяч, – Жека цокает языком, и хруст костей раздается отчётливо.
Идеального профиля Вест лишился навсегда, и будем считать, что его пронзительный вопль, из-за сожаления об утраченной аристократической красоте.
И… всё же хорошо, что Кира в этот момент рядом.
Ибо теперь это скорей я держусь за неё, а не она за меня.
У неё узкая ладошка и длинные, как и положено художнику, пальцы. Они холодные, и этот холод не позволяет утонуть в красной дымке ярости, ненормального бешенства, которое заставляет забыть о правилах и нормах, манит убить.
Я ведь умею, нас учили.
В армии… многому учат, если повезёт, и если не повезёт – тоже.
Тут как посмотреть.
Палыч на первом построении коротко хохотнул и определил, что повезло, и нам пришлось согласиться.
Повезло и мне, и Жеке.
И, наверное, нам, в самом деле, повезло. Мы выжили и вернулись, а вернувшись не спились и жить дальше смогли.
– Наш мальчик, – ласковым, а оттого ещё более пугающим голосом продолжает Жека, – даже любезно сообщил, кому проиграл, но вот беда… адрес мы ещё не успели вспомнить. Но, думаю, скоро вспомним.
Вспомним.
И Кире лучше всё же выйти.
Кира
Я была уверена, что, когда Стас играл желваками и собирался убить того урода из клуба, это были просто слова.
Многие так говорят.