Двадцать четыре часа - страница 13



А ещё лучше запру и никуда не буду выпускать.

Построю замок специально для неё, как у Рапунцель, и спрячу от всего мира. Определенно, идея хорошая, только вот… несвоевременная. Я обдумаю с удовольствием её потом, а сейчас пойду за Жекой и узнаю, кого и зачем он притащил сюда.

– Эта Летта – форменная идиотка. Я первый раз пожалел, что мама запрещает бить девушек, некоторых очень даже стоило бы, – Жека жалуется, ведя нас по лабиринту недостроенных квартир, рассказывает. – Хотя мои страдания были не зря. Летта сообщила, что Вест, фрик твоей Лизки, кому-то недавно продул в карты. Причём по-крупному. И, как она поняла, не самым простым ребятам.

Проигрыш, судя по всему, Жека связал с Лизкиной пропажей.

И я уже догадываюсь, кого увижу и с кем решил здесь дружественно пообщаться мой друг. Вест, который по паспорту прозаичный Коля, сидит примотанный к стулу, с кляпом во рту и подбитым глазом.

При нашем появлении он начинает мычать и раскачиваться, а Жека печально вздыхает:

– Наша беседа задалась не сразу. Он почему-то решил, что я испугаюсь его родителей и не стану ломать ему пальцы.

Кира вздрагивает.

И ладошка у неё ледяная, а пальцы цепкие.

Она крепко сжимает мою руку.

Всё же надо было оставить её в машине, настоять. Или увезти к себе и запереть, но… не могу. У меня необъяснимая, но стопроцентная уверенность, что стоит её выпустить из поля зрения и она опять во что-нибудь вляпается.

И я эгоист, потому что для спокойствия и возможности соображать мне надо видеть Киру Вальц, быть точно уверенным, что с ней всё в порядке.

– Но мы-таки нашли общий язык, – Жека усмехается нехорошо, треплет Веста по щеке, а потом отталкивает, и тот падает вместе со стулом. – Наш мальчик столько всего интересного рассказал, правда, золотой мой?

Носок берца врезается в тело, и Вест протяжно стонет.

Жека же приседает и, дёргая его за волосы, заставляет голову поднять и на нас посмотреть.

– Может повторишь для всех, как продал свою девушку в уплату долга? Вот её брату будет очень интересно послушать и узнать, что любимая младшая сестрёнка стоит всего триста тысяч, – Жека цокает языком, и хруст костей раздается отчётливо.

Идеального профиля Вест лишился навсегда, и будем считать, что его пронзительный вопль, из-за сожаления об утраченной аристократической красоте.

И… всё же хорошо, что Кира в этот момент рядом.

Ибо теперь это скорей я держусь за неё, а не она за меня.

У неё узкая ладошка и длинные, как и положено художнику, пальцы. Они холодные, и этот холод не позволяет утонуть в красной дымке ярости, ненормального бешенства, которое заставляет забыть о правилах и нормах, манит убить.

Я ведь умею, нас учили.

В армии… многому учат, если повезёт, и если не повезёт – тоже.

Тут как посмотреть.

Палыч на первом построении коротко хохотнул и определил, что повезло, и нам пришлось согласиться.

Повезло и мне, и Жеке.

И, наверное, нам, в самом деле, повезло. Мы выжили и вернулись, а вернувшись не спились и жить дальше смогли.

– Наш мальчик, – ласковым, а оттого ещё более пугающим голосом продолжает Жека, – даже любезно сообщил, кому проиграл, но вот беда… адрес мы ещё не успели вспомнить. Но, думаю, скоро вспомним.

Вспомним.

И Кире лучше всё же выйти.

Кира

Я была уверена, что, когда Стас играл желваками и собирался убить того урода из клуба, это были просто слова.

Многие так говорят.