С такими, как я, так ведь и поступают, да?
Вместо этого же он натянул на меня свою куртку, дабы порванный
лиф, что почти полностью обнажал грудь, закрыть и куда-то везет.
И я понятия не имею, что ему ответить.
Да, был очередной первый встречный и я ему тоже пообещала
незабываемую ночь, а ты – гад, козёл и последний придурок – пришёл и всё
испортил.
Нет, этот, как ты выразился, первый встречный сам пристал ко
мне. И, если ты не заметил, я хромаю, а на руках уже проступили синяки, потому
что он тащил меня силой. И, не появись ты, я не хочу знать, какой незабываемой
у меня была бы эта ночь, поэтому – спасибо.
Пусть ты и врезал ему не из желания спасти меня.
Второй вариант предпочтительней и честней, но звучать он
будет оправданием, а я никогда и ни перед кем не оправдываюсь, поэтому вместо
ответа отворачиваюсь к окну, кладу подбородок на колено.
В кресло под гневный взгляд я забралась с ногами.
– Ты идиотка, – ледяным и злым голосом сообщает Стас, понимает,
видимо, что ответа не будет. – Ты дура и идиотка. Ты представляешь, что с тобой
может сделать очередной похотливый мудак? Не боишься, что по кругу пустят или
прирежут? Или ты у нас острые ощущения настолько любишь? Страх заводит, да?
Дома с каждым вопросом мелькают всё быстрее, и я кошусь на
спидометр.
Сто сорок.
И мы кого-то обгоняем, сигналят истерично вслед.
Сто шестьдесят.
Вероятность разбиться с каждой секундой всё больше, но… я
отстёгиваюсь, стягиваю через голову платье, отшвыривая его на заднее сидение.
– Конечно, милый, – я мурлычу, подныриваю ему под руку. – Ты
даже не представляешь, как заводит вот это всё.
Стас вздрагивает, сжимает челюсти, и на скулах его ходят
желваки, а машину на секунду ведет в сторону, но он быстро справляется.
Хороший мальчик.
– Выжми до двухсот, – я шепчу в самое ухо, прикусываю мочку.
Провожу языком по шее и тянусь к губам, но Стас уклоняется и
уголком рта раздражённо дергает. Держит руль одной рукой, и вторую я чувствую в
своих волосах. Он наматывает их на кулак и тянет.
Не больно, но ощутимо.
И запрокинув голову, я смотрю в его глаза.
Темно-темно серые, цвета графита, и холодные. Ещё колючие,
взбешенные, жадные. В его сверкающих глазах слишком много всего.
– Тебе совсем не страшно? – он спрашивает с интересом учёного,
что отрыл себе подопытного и первые испытания провёл, а теперь о самочувствии
узнать хочет.
– Нет, – я безразлично пожимаю плечами, улыбаюсь, – считай,
я тебе доверяю. В категории абсолют.
Стас
– Нет, считай, я тебе доверяю. В категории абсолют, – Кира
безмятежна и спокойна.
Она улыбается.
Она ненормальная, больная на всю голову, раздражающая до
безумия.
И слишком притягательная.
Поверх её плеча я смотрю на дорогу и, усмехнувшись,
предлагаю:
– Тогда обернись.
Ибо нельзя никому доверять, девочка.
Кира оборачивается, смотрит, как мы почти летим прямо в
стену и стрелка спидометра, как она и просила, на двухсот.
Она вздрагивает и снова смотрит на меня.
– Ты…
У неё расширенные зрачки, в черноте которых утонула вся
зелень, а на виске пульсирует жилка, и я бью по тормозам, удерживаю её, не
давая врезаться в руль.
Откидываю кресло до предела, ложусь, дёргаю её на себя.
Мы молчим.
Только слышно тяжёлое дыхание и как гулко бьётся сердце. И я
не знаю, её или моё. Кажется, пока мы внимательно, словно по-новому,
разглядываем друг друга, оно, сердце, становится единым целым.
