Михалыч поправил средним пальцем правой руки съехавшие от резкого торможения на кончик носа очки, молча, с каким-то сочувствием посмотрел на Карецкого и, отключив сигнал аварийной остановки, медленно тронулся дальше.
– Знаешь, братан, что я тебе скажу?
У Михалыча был обширный перечень местоимений, которые он использовал в своей речи при обращении к близким и коллегам. К одному и тому же человеку, в зависимости от
ситуации, он мог применить несколько различных местоимений, которые он тщательно подбирал как наиболее подходящее к данному моменту. К примеру, всех сотрудников своего отдела на совещаниях он с искренней любовью называл не иначе, как «братья и сестры». Это звучало очень мило и забавно и со стороны могло напоминать общение настоятеля прихода со своими прихожанами. Но когда же Михалыч лютовал, что было крайне редко, такое чистое и милое выражение, как «братья и сестры» менялось на абсолютно не литературное: «пид…сы и суки ёб..ые». Выпустив пар, он неизменно извинялся и возвращался к более спокойному общению. Карецкий давно уже выучил весь основной запас местоимений, которые использовал Михалыч в своей речи и знал, что если требовалось убедить кого-то поработать сверх нормы, напрячься дополнительно или как-то похвалить сотрудника, в лексиконе Михалыча имелось сильное и часто им применяемое – «Бизон». Когда же у него был с кем-то серьёзный разговор и принятие решения Михалыч хотел переложить на собеседника, то его он называл не иначе, как «Братан». Карецкому не очень нравилось это обращение, так как зачастую, в силу отсутствия опыта в тех или иных вопросах, он, честно говоря, опасался принимать серьёзные решения. Карецкий предположил, что и сейчас вопрос о привлечения Аношина к уголовной ответственности Михалыч также оставит на его усмотрение. А между тем Михалыч продолжил:
– В данном случае у девахи всё равно третья часть скорее всего будет, поэтому пришьёшь ты ей «группу» или нет, срок от этого особо не изменится.
– А как же всесторонность и объективность расследования?
Карецкий попытался в шутку воззвать к основам правосудия своего старшего товарища и наставника.
– Иди в жопу, – не скрывая недовольства от его нравоучений, но с улыбкой на лице и довольно спокойным тоном проговорил Михалыч. – Сам решай, что ты с ним будешь делать, но мне почему-то кажется, здесь есть ещё что-то, о чём я не знаю и что ты мне не сказал.
Карецкий напрягся. Как он узнал? Догадался? Вряд ли… Нужно срочно что-то ответить, иначе слишком долгая пауза вызовет у него сомнения в его искренности. Но он не видел необходимости что-то скрывать от Михалыча и просто сказал:
– Есть. Я не знаю как сказать…
Карецкий на мгновение замешкался. Михалыч тем временем терпеливо ждал, пока Карецкий соберётся с мыслями. Наконец он проговорил:
– Не могу подобрать правильных слов… Короче, скажу, как есть. Она мне понравилась. Я даже не знаю, в каком смысле. Сам не могу разобраться, но что-то мне не даёт покоя.
– Ты рехнулся? – воскликнул Михалыч и вновь с силой ударил по тормозам. Машина встала как вкопанная. Благо за ними сзади никто не ехал, иначе бы столкновения было не избежать.
– Ты в своём уме?
– Да успокойся, я всё понимаю, поэтому и сказал тебе. Мне нужен совет, как быть.
– Совет тебе нужен? – кипел Михалыч. – Вот тебе мой совет: забудь! Она злодейка, воровка! А ты следак! Она совершила преступление! А ты доказываешь её вину! Вы по разные стороны баррикад! Или ты хочешь связать свою жизнь с преступницей? Пустить свою карьеру псу под хвост? Валяй! Помощь нужна?
