Женщина, водка, диван... Комната это. Грязная, захламленная, убогая, но все-таки не тюремная камера. А ведь сквозь забытье в голове у Фурмана проскакивала мысль, что его закрыли в ментовском изоляторе. Все-таки он нож доставал, а это холодное оружие. К тому же не паспорт у него в кармане, а справка об освобождении...
Нет, он в каком-то доме; сквозь грязное, до ужаса запыленное окно пробивается тусклый свет, но тюремной решеткой здесь и не пахнет.
Да, кажется, Горемыка говорил, что у него где-то на отшибе дом свой, от бабки остался. Он еще Фурмана уговаривал водки побольше взять, закуски и к нему поехать, чтобы на кабак не тратиться. Блин, надо было так и сделать, чтобы не мучиться сегодня воспоминаниями о вчерашнем бездарно прожитом дне. И перед красоткой опозорился, и перед пацанами. А еще шишка на лбу выскочила...
– Твою мать! – простонал он, ощупывая больное место.
Хорошо ему вчера крутован врезал, а мог ведь и кость проломить.
Удивительно, но никто не обратил на него внимания. Косой, Горемыка и блондинка лишь заторопились, услышав его голос. Быстро чокнулись, дружно выпили, смачно выдохнули – вроде бы с горечью, но так радостно, что Фурману даже завидно стало. И опохмелились, и с ним делиться не пришлось.
– А-а, Юра! – просиял Горемыка, глядя на него. – Проснулся!
– Привет, Юра! – шагнула к нему блондинка, протягивая для приветствия руку. – А я – Зойка!
Шлепнув пальцами по его раскрытой ладони, она резко повернулась к нему спиной. Тощей задницей толкнула в грудь, чтобы подвинулся, и села, локтем опираясь на его бедро. От нее резко тянуло дешевым цветочным одеколоном – то ли внутрь его употребила, то ли голову им полила. Но это «благоухание» не могло перебить запах тухлой рыбы.
– Ты че, бесхозная? – спросил он, всей своей тяжестью положив ей руку на плечо. – Косой, твоя телка? Горемыка?
– Да мы не жадные, пользуйся, – хмыкнул Косой.
– На твои сегодня пьем, ты у нас король, – весело оскалился Горемыка.
– Ты сегодня король! – улыбнулась Зойка, обнажая гниловатые зубы. – А я твоя королева!
– Иди подмойся, королева! И приходи. Буду тебя короновать...
– Фу, какой ты грубый! – надула она щеки.
Фурман толкнул ее в спину, скинул с дивана и поднялся, нависая над ней.
– Полчаса у тебя! Будешь вонять – убью!
Он понимал, что Зойка ничем не сможет ему ответить. Горемыка с Косым не станут за нее заступаться, а она и не убежит: в углу комнаты стояла целая авоська с водкой. Легче себя в порядок привести, чем такого удовольствия лишиться.
Так и оказалось. Как только Зойка вышла, Горемыка откупорил вторую бутылку.
Водки полно, ливерная колбаса на столе, сало, хлеб, маринованные огурчики в банке. Фурман полез в карман брюк, но они были пусты.
– Значит, на мои пьем? – спросил он, хищно глянув на Горемыку.
Хоть Юрка и обломался вчера конкретно, но это вовсе не значит, что теперь его место в задних рядах. Он должен отомстить местным беспредельщикам и сделает это. Но ему нужна бригада. Он должен стоять над Горемыкой, а не наоборот. И Косого нужно под себя подпрячь.
– Так это... не стали тебя будить... – Горемыка достал из кармана несколько мятых купюр, бросил на стол. – Сдача вот.
– И как это называется? – свирепо спросил Фурман.
– Как? – настороженно посмотрел на него Горемыка.
– Крысятничество, вот как это называется! А за крысятничество в приличном обществе убивают, понял?
– Эй, ты не колотись, не надо, – мотнул головой Косой. – Мы тебя вчера из кабака на себе тащили.
