Непосредственно на огневом рубеже руководил старший сержант Гуссейнов.
– Лежа, заряжай!
Урманов снял с плеча автомат, откинул черный железный приклад, опустился на колено, припал на локоть, лег на левый бок, извлек из подсумка набитый патронами магазин. Автомат сухо щелкнул фиксирующим замком, принимая холодный ребристый «рожок».
Сдвинув предохранитель, Урманов дернул затворную раму на себя, и отпустил. Патрон с металлическим лязгом вошел в патронник. Щелкнул предохранитель…
– Курсант Урманов к стрельбе готов! – доложил он, зафиксировав положение прижатыми к земле ступнями.
– Курсант Кольцов к стрельбе готов! – почти одновременно с ним произнес напарник.
Старший сержант Гуссейнов одобрительно кивнул.
– Газы!
Отложив в сторону автоматы, курсанты в положении лежа скинули головные уборы, перевернулись на бок, достали из брезентовых сумок противогазы и, задержав, как положено, дыхание, натянули их на головы.
Урманов почувствовал, как застывшая на морозе резина неприятно обтянула лицо. Он подхватил, лежащую рядом ушанку, надел на затылок, поверх противогаза. Потом снова взял в руки автомат.
– Внимание! – продолжал между тем Гуссейнов, прохаживаясь позади распластанных на снегу курсантов. – Первый показ… Грудные мишени. Расстояние сто пятьдесят метров. Время показа – десять секунд. Следить за полем!
Сжимая озябшими пальцами холодную сталь автомата, Урманов сквозь стеклянные окуляры противогаза вглядывался в заснеженную холмистую равнину. Где-то там вот-вот должны были появиться силуэты грудных фанерных мишеней. На залитом ярким солнцем снегу их должно было быть хорошо видно. Но… Противогаз! С каждым вздохом стекла становились все мутнее и мутнее. А как их протереть? Изнутри…
Когда, наконец, мишени поднялись, Урманов едва разглядел их неясные очертания. Все было словно в тумане. Но медлить нельзя: десять секунд – это так мало.
Он нажал на спуск и автомат сдвоенным ударом ткнулся ему в плечо. Короткая очередь звонко хлестанула по ушам. Но Урманов привык к автоматным выстрелам и они давно уже не казались ему такими громкими, как в начале… Одна из мишеней упала.
«Попал! – радостно отметил он. Это показалось ему почти чудом. – Стрельба вслепую, по-македонски! Или как там еще… Надо же, елки зеленые!»
Если мишень еще как-то можно было разглядеть, то мушку и прицельную планку приходилось совмещать наугад. Урманов еще дважды сумел выстрелить короткими очередями, но промахнулся.
«Ничего, – успокоил он себя. – Собью ростовую и все будет в порядке».
У него оставалось еще четыре патрона и десять секунд на показ.
– Плохо!.. Плохо стреляем, курсанты! – строго прокомментировал старший сержант Гуссейнов. – Показ ростовой фигуры. Десять секунд. Следите за полем…
Ростовые мишени появляются еще дальше. Двести метров до них. Урманов стреляет почти наугад. Очередь. Еще… Мимо.
Кольцов тоже промазал. Он вообще ни разу не попал. В результате оценка Урманова «три», а у его напарника – «два».
– Отбой газам! – скомандовал Гуссейнов, становясь возле Урманова. – Оружие к осмотру!
Урманов стянул противогаз, затем отсоединил магазин, прижал его пальцами левой руки к цевью, а правой оттянул до упора затворную раму, показывая старшему сержанту пустой патронник.
– Осмотрено!
Урманов отпустил затворную раму, щелкнул курком, сделав контрольный спуск, и поставил оружие на предохранитель.
– Встать, направо бегом марш!
