Когда Андрей спешил или хотел проскользнуть незамеченным, лучше всего было входить с парадного входа, то есть, с улицы. Когда же хотелось подольше задержаться во дворе, лучше было идти к черному входу. Он любил свой двор. Там прошло его детство, можно было встретить знакомых, собиравшихся по вечерам в беседке. Даже старушки, в теплое время года плотно заполнявшие скамейки, не были им помехой, так как двор был засажен кустами сирени и жасмина, ставшими для жильцов со временем настоящей головной болью. В прямом и в переносном смысле.
Меньше всего Андрей мог ожидать, что когда-нибудь за одним из этих кустов откроется ему тайна, о существовании которой он даже не предполагал.
Услышав из-за цветущего куста жасмина голос матери, Андрей остановился. Собственно, остановился он не так от самого голоса, как от поразительной схожести с ним. Оглянувшись, Андрей только сейчас заметил, как сгустились вечерние сумерки. Старушки со скамеек перекочевали к экранам телевизоров. В беседке было оживленно, но за этим кустом он мог спокойно оставаться незамеченным. Вот только на сердце было отнюдь не спокойно. Наоборот, стало еще тревожнее, когда послышался голос отца.
– Нора, столько времени прошло. Ничего уже не изменить, – своим привычным тоном говорил отец. Но говорил приглушено, и в тоне его улавливалась тревога.
– Разве я похожа на идиотку? – с чувством горечи ответили похожим женским голосом.
– Я тебя сейчас ничем не обидел, – ответил отец все тем же тоном.
– Тогда с чего ты взял, что я через восемнадцать лет захочу что-то менять?
– Незачем ворошить прошлое. Пожалей Машу.
– Нашей Маше хуже всех, – тихо вздохнув, произнесли похожим голосом.
– Считаешь, узнав правду, Андрей проникнется к тебе любовью или жалостью? Да он о тебе толком-то ничего и не знает.
– Вот я и хочу, чтобы узнал, – все так же спокойно, но твердо отвечал похожий голос. – А любовь и жалость можешь оставить себе. Я это уже проходила.
– Но… скажи, зачем тебе это?
– Зачем? – непоколебимый голос превратился в стальной. —
– Зачем тебе называться отцом, а ей – матерью?
– Потому что он наш сын. Это, в конце концов, естественно.
– Так и я ему нечужая, Суслик.
– Зачем ты так?
– Как?
– Какой я суслик?
Послышался нервный смешок. Непродолжительное молчание. Потом похожий голос прозвучал виновато тихо:
– Не обижайся. Я привыкла мысленно называть тебя так, потому что когда предает суслик, не так больно, чем, когда тебя предает муж, у которого есть имя, отчество и фамилия.
– Прости, Нора. Если бы ты знала, как я раскаивался, как мучился все эти годы.
– Лучше бы ты потратил свои усилия на благоустройство жизни. Столько лет прошло, а все то же, – с нотками горечи сказал похожий голос. – Зачем мне ваше раскаяние, когда вы вычеркнули меня из жизни? Я хочу видеть своего племянника.
– Зачем? – требовательнее прозвучал голос отца. – Да я понятия не имею даже, как тебя ему представить.
– Тенью отца Гамлета, – рассмеялся похожий голос и уже серьезно добавил, – вот мой адрес, передай, что я его жду.
Не успел Андрей опомниться, как послышались удаляющиеся шаги. Шаги удалялись, а он стоял за кустом как вкопанный, не понимая, на самом деле он слышал все это, или ему почудилось, до такой степени неправдоподобной казалась вся эта ситуация. Он знал, что у матери была сестра, и слышал не раз, как в разговоре с соседями мать с отцом нехотя упоминали о ней. Из-за нее-то и возникла ссора между родителями и бабкой с дедом. Он не вмешивался во взрослые дела, к тому же интересов у него хватало и помимо родни, которую он ни разу в жизни не видел. Живут себе где-то и ладно. Он им не мешал, они ему тоже. Он даже не знал, как зовут-то ее, эту сестру. Одно слово – тетка.
