– Плохого вы выбрали советчика, – вздохнул Арагорн. – После Аргоната я только и делал, что ошибался.
Он надолго умолк, словно пытаясь высмотреть в темноте что-то сначала на севере, потом на западе, и наконец объявил свое решение.
– Будем отдыхать. В таком мраке мне никаких следов не разобрать. Луна молодая, света от нее никакого, да и садится рано.
– И все время норовит спрятаться за тучу, – пробормотал Гимли. – Жаль, что Владычица не дала нам такой же светильник, как Фродо.
– Он там, где нужнее, – негромко сказал ему Арагорн. – Там, где решаются судьбы мира. А наша погоня – только незначительный, а то и бессмысленный, эпизод, и решения мои на самом деле ничего не решают.
Арагорн заснул, едва успев лечь: он не спал с самой высадки в Порт Галене. Гимли тоже уснул, где сел. Только Леголас провел ночь без сна, глядя на звезды. Запахи трав и звездный свет были для эльфа лучшим отдыхом.
– Они уже далеко, – грустно сказал он утром Арагорну, – теперь разве что орел их догонит.
– Все равно надо идти, – ответил Арагорн и наклонился к гному. – Гимли, вставай, след простынет.
– Еще темно, – сонно запротестовал тот. – Пока солнце не встанет, даже Леголас их не увидит.
– Боюсь, мне уже не увидеть их ни при солнце, ни при луне, ни с холма, ни на равнине, – отвечал эльф.
– Где глаз не увидит, ухо поможет. – Арагорн припал к земле и долго слушал, а когда поднялся, вид у него был осунувшийся и встревоженный. – Орки далеко, их едва слышно. Куда громче топот копыт. Он чудился мне всю ночь, но тогда кони скакали на запад, а теперь повернули к северу. Там что-то случилось. Надо спешить.
Так начался третий день погони. Погода менялась; тучи то затягивали небо, то уступали неуверенному зимнему солнцу. Теперь Арагорн, Леголас и Гимли двигались цепью поодаль друг от друга. Эльфийские плащи потускнели, приняв цвет серо-зеленой травы, и даже в бесстрастном полуденном свете скрывали путников от любопытных глаз. Они бежали молча, не замечая усталости, не останавливаясь даже для еды, и благодарили в душе Владычицу Лориена за щедрый дар. Лембас прибавлял сил, и его можно было есть на бегу.
В конце дня далеко впереди показались невысокие холмы. Орочья тропа начала забирать к северу; на твердой, с редкой короткой травой земле следы читались уже не так отчетливо. Слева в отдалении серебряной нитью по изумрудной канве вилась Энтова Купель. И нигде – ни звука, ни шороха, ни живой души. Рохирримы жили дальше к югу, у лесистых отрогов Белых гор, а здесь, на восточных пастбищах, даже зимой со стадами и табунами кочевали пастухи. Странное запустение все больше беспокоило Арагорна.
К вечеру за спиной осталось около двадцати четырех лиг, и нагорье Эмин Майл скрылось из глаз. Небо затягивалось, и сам воздух вокруг помрачнел. Тонкий серп месяца пробивался сквозь легкую дымку, мерцали звезды.
– Эх, сколько времени мы потеряли зря, – с досадой сказал Леголас. – Орки бегут так, словно Саурон гонит их плетью. Боюсь, они уже в лесу.
Гимли скрипнул зубами.
– Горький конец всем трудам и надеждам, – сказал он.
– Труды не окончены, даже если надежда погасла, – проговорил Арагорн, прислушиваясь к чему-то. – Неладно в этом краю. Меня тишина тревожит. Я не доверяю даже этой блеклой луне и тусклым звездам. И я очень устал, хотя путь ясен, а других причин для беспокойства у Следопыта и быть не может, а вот поди ж ты… Видно, и вправду чья-то воля подгоняет наших врагов, а перед нами создает незримую преграду. Я чувствую это по тому, что усталость – не в теле, а давит на сердце.
