Две тысячи журавлей - страница 32
– Что ж, он наказанье заслужил.
Когда крестьянин начал было ворчать по поводу моего плохого воспитания, то мой отец холодно на него взглянул. Одного короткого взгляда хватило, чтобы сосед побледнел, попятился и молча удалился.
– Тадаси, не делай этого! – взмолилась мама. – Я боюсь за тебя!
Она робко поднялась, порывисто сжала руку мужа. Отец крепко её обнял. Мы с братом и сёстрами отвернулись, дабы не мешать родителям своим назойливым вниманием.
От боли в ране и избитом теле мне долго не удавалось уснуть. Когда же наконец-то смог сомкнуть веки и провалиться в блаженное забытьё, меня грубо из него выдернули: несколько больших острых когтей скользнули по моему лицу.
Я отчаянно взвизгнул. Мохнатая лапа торопливо зажала мне рот. Едва слышный шорох. Яростный мужской вопль. Чей-то стон. Глухой звук от падения чего-то твёрдого на татами.
Когда мама зажгла светильник, моему взору предстал молодой барсук, распластанный под отцом. Вид у хозяина дома был очень решительный, зверь же с трудом повернул голову в мою сторону и умоляюще взглянул на меня. Может ли это быть… Акутоо?! Защитник дома, обнаружив, с кем дрался, растерялся, потом возмутился. Словом, не успел я вмешаться, как моему несчастному приятелю скрутили лапы верёвкой и грубо бросили в угол.
– Завтра с ним разберусь! – мрачно сообщил отец. – Дорогая, погаси свет! Мне жутко хочется спать.
Свет погас. Хозяин дома проворчал:
– И как барсук смог забраться в дом, пропитанный человеческим запахом? – перевернулся и вскоре его дыхание выровнялось.
Требовалось спасти оборотня, но вот как это сделать в темноте? Хм, пока ещё комнату тускло освещал светильник, было видно, что между мной и Акутоо лежат Такэру, мама и папа. Значит, нужно пробраться мимо них и развязать верёвку, которой накрепко стянули лапы моего друга. Как я буду распутывать верёвку в темноте? Впрочем, сначала нужно до него добраться. Эх, занесло его к нам ночью! И на что ему сюда? Не мог, что ли, дождаться до утра? Или дело настолько срочное? Интересно, а оно связанно со странными перемещениями окрестных барсуков?
– А-а-а!!! – заорал брат, об ногу которого я споткнулся.
– А-а-а!!! – закричал я, получив сильный пинок в бок.
– Ну, что там у вас? – мрачно спросил проснувшийся отец.
Отчаянно отвечаю:
– Мне нужно… на улицу.
– Это в другой стороне, – тон у главы семьи предвещал неприятный разговор утром.
– Э-э… ну, ладно… – едва слышно произнёс я и осторожно сделал шаг в сторону.
И опять наступил на Такэру.
На сей раз, тот не орал, а что есть силы пнул меня по ноге. Я испугался, что мой вскрик вызовет новый всплеск гнева главы семьи – и с огромным трудом смолчал.
Неожиданно что-то длинное и скользкое заткнуло мне рот. Что-то такое же подползло сверху, сцапало меня за руку и, продолжая затыкать рот, потащило в бок. Чуть погодя, когда чудище меня отпустило на пол, возле меня тускло сверкнули глаза без зрачков. Что-то скользкое, затыкающее мне рот, вдруг стало мохнатым. Чуть погодя оно осторожно отпустило меня, легло мне на плечо, напряжённое, словно готовилось в случае чего опять заткнуть мне рот. Потому я молчал. И оно тоже молчало.
Чуть погодя, когда страх поулёгся, мне вспомнилось, что мой приятель умеет принимать разные обличья. Стараясь не задумываться, во что же он превратился, чтобы подтащить меня к себе, осторожно шевельнул рукой, задел мохнатый бок. Ощупал. Хм, на ощупь похож на бок моего друга. Дальнейшее исследование помогло обнаружить узел. Долго я безуспешно возился с верёвкой. Когда дыхание моих родственников выровнялось, глаза Акутоо вновь тускло заблестели, чуть погодя – стали ещё ярче, впрочем, освещая небольшой кусочек пола и своего тела. Если он может контролировать свечение своих глаз, если может принимать разнообразный облик, что ему стоит превратиться во что-нибудь мелкое – и освободиться из пут? Или прославленная барсучья хитрость – ничто иное, как распущенные ими слухи?