Да уж, старшая сестричка включила нотки командира октябрятской звёздочки!
– А откуда тебе известно содержимое моего гардероба? – притворилась я наивной. – Мы вот только что встретились.
– Папаша твой заботливый вызывал на переговоры и попросил проследить за «дресс-кодом», как он выразился. Мол, беда с этим кодом, надо выручать, чтобы не было мучительно больно за такую непутёвую дочь. Лично я за свободу в любом виде: носи что хочешь, самовыражайся как хочешь… Но для знакомства с начальством всё же надень мою юбку, а дальше жизнь покажет, бить или не бить, – она засмеялась, ополовинила бокал. – Не обижайся! Я обещала ответственно подойти к твоему «рандеву» – папашино выражение. А там дальше делай как знаешь.
Я ещё раз пригубила вино. Оно нагрелось в бокале и приобрело вкус поприятнее. Надя приободрила меня взглядом, жестом показала «пей, пей!» Тепло разлилось по телу. Ах, вот оно, это состояние, ради которого пьют вино! Горячо, легко! Запросто лягу в кровать с кузиной, хотя днём эта мысль напрягала, но я успокаивала себя тем, что это временно и ненадолго.
Утром зазвенел будильник. Капа побежала на кухню ставить чайник и готовить бутерброды. Надя накручивала волосы на бигуди. Я умылась (душ в доме отсутствовал) и присела перед зеркалом натянуть на лицо вторую защитную кожу: макияж. Удивительно, но Надю мой боевой раскрас не шокировал. Добил кузину флакон духов Opium, каплю которых я растёрла на запястье. Она потеряла дар речи, переключив все пять чувств на одно – обоняние. Я открыла чемодан и достала коробочку духов CHANEL.
– Это тебе! Надо было подарить вчера, но всё не по плану пошло. Да сегодня и повод получше. Кстати пришлись! Держи! Знаю, что все девушки и женщины СССР мечтают о «Шанель». Думаю, и тебе аромат понравится.
Надя смотрела на коробочку как заворожённая. Командир октябрятской звёздочки испарился из неё бесследно.
Сорок минут пешочком до комбината пролетели незаметно. Мы шли по узкоколейке и рассказывали друг дружке, как нам жилось в детстве, как училось. И про первые неудачные любови мы тоже говорили и успокоили себя тем, что любовь и называется первой, потому что за ней наступит хотя бы ещё одна. Ведь не зря же Надя ждала возвращения с флота парня, а он в заморских краях уже и парчу белую прикупил ей на свадебное платье.
«Настоящая любовь преодолеет любые преграды» – думала я, слушая кузину.
С этими мыслями мы подошли к комбинату.
Первые дни в Романовске-Приволжском напоминали калейдоскоп. Моё появление на комбинате вызвало нескрываемый интерес – разглядывали с ног до головы, будто диковинную птицу. Вопросов не задавали – видно, что обо мне уже знали больше, чем следовало, благодаря результату неустанной родительской предприимчивости и не менее оперативному "глухому телефону" этого городка.
Важной персоной в цепочке начальства явился главный технолог Андрей Петрович, лет тридцати пяти. Его фамилия Пузиков соответствовала внешности. Уделив мне полтора часа в производственных цехах, он быстро спихнул меня на мою кузину Надю, сославшись на аллергию к химическим веществам. Поручил Наде показать красильный цех.
Директор, Сергей Петрович Царьков, внушал доверие своей основательностью и тоже проживал в полной гармонии со своей фамилией. Он долго изучал мои дипломы, словно прикидывал, как их применить.
Наконец оторвал от них глаза и неторопливо произнёс с московским акцентом:
