Мой взгляд на автомате ищет знакомую фигуру сестры. Дания с печальным видом стоит в сторонке, и уже не так оптимистично, как это было минуту назад. В голову ничего не лезет: как именно спасти ситуацию, чтобы успокоить сестру.
—Тамир, вы приехали? — в фойе появляется свекровь. Она, как и всегда в строгом платье и с уложенными волосами.
— Приехали. Как понял: потеряли нас? — интересуется у матери.
— Да, вы оба не брали трубки. Мы уже стали беспокоиться.
Она с любопытством окидывает взором по очереди — сначала сына, потом меня, остановившись на мне подольше. Ее цепкий взгляд рассматривает каждую деталь моей одежды, и из-за этого еще пуще краснею.
“Неужели думает, что мы...”
— Добрый вечер, Зульфия-апа, — тороплюсь отвлечь свекровь.
Она морщится от произнесенного имени.
Называть мамой язык так и не поворачивается. Зульфия-апа не раз намекала обращаться к ней по-иному. Но не могу пересилить саму себя, чтобы переступить эту грань. Не знаю, почему так принципиально. В моей жизни всегда была одна мама, в двадцать лет тяжело вымолвить такое важное и личностное слово почти что постороннему человеку. Нурия-апа как-то сказала мне: “Если ты с первого дня не произнесёшь, потом будет сложнее”. Тётя права, дальше уже сложнее. Это Дание легко далось — в первый же день назвала свекровь мамой.
— Добрый, Алсу. В следующий раз, пожалуйста, предупреждайте. Всех нерв не хватит столько переживать. Если Тамир работает и привыкли к его задержкам. А вот за тебя очень волновались, — она старается говорить строго, но по интонации слышится беспокойство.
Да блин, почему чувствую стыд, будто и правда сотворила что-то вон выходящее.
— Это моя вина. Я забрал Алсу из института. Думал, быстро получиться решить дела, но пришлось задержаться, — оправдывается Тамир, обводя все подробности опоздания.
— Извините, я телефон на бесшумный поставила и не слышала, — тоже оправдываюсь.
С Тамиром на секунду переглядываемся. Но этого хватает, напомнить пройденный вечер. Щеки вспыхивают поневоле. Злюсь на себя за такую эмоциональность. Этим самым я выдаю свое состояние.
Мы как нашкодившие подростки, оправдываемся за содеянные поступок, по сути, не принесший ничего предосудительного.
— Ладно. Все образумилось, теперь можно расходиться, — он разворачивается и направляется к лестнице, оставляя нас в неловком молчании.
— Я тоже пойду, нужно заниматься и пораньше лечь, — долго не думая, следую примеру Тамира, отправившись на второй этаж.
Уже в своей комнате расслабляюсь и даю несколько минут поваляться на кровати без дела, и только потом принять душ.
На следующий день все проходит без эксцессов, меня отвозит и забирает водитель, чему несказанно радуюсь. В институте Рома не попадался, что немного ощутила облегчение. Как вчерашний инцидент, больше не хочу испытывать. Ближе к вечеру, когда уже приезжаю домой, сидим на кухне с Марьям-апа и ужинаем. С заинтересованностью рассказываю гувернантке о проведенном дне в институте.
О вчерашнем, стараюсь не думать и не вспоминать. Марьям тоже не спрашивает лишнего, только по учебе: нравится ли мне, справляюсь ли я. Что характерно, она также не вмешивается в отношения между сестрой и Тамиром, и также делает вид — все так и должно происходить. Меня это устраивает и рада, что нет давления на непростые отношения. Я не знаю подробностей между Тамиром и Данией, мне это неинтересно и не желаю заглядывать в чужую спальню. С сестрой мы продолжаем избегать разговоров супружеской жизни, притворно улыбаясь друг другу. Сама же я вижу, как нелегко сестричке, но она старается держаться. Очень надеюсь, скоро уйду из этого дома из их жизней, оставив порочные отношения позади.
