– Всё будет хорошо, Лиана. – сказала медсестра спокойным, уверенным голосом, заметив моё волнение. – Вы в надёжных руках.
– А… анализы… совместимость… – прошептала я, невольно вспомнив все те мучительные недели ожидания, полные надежд и разочарований.
Вдруг орган не подойдёт мне? Или что-то пойдёт не так во время операции?
– Всё уже проверили. – улыбнулась она. – У вас идеальное совпадение. Донор… получила несовместимое с жизнью пулевое ранение в голову. Наступила смерть мозга… Но её сердце… ещё бьётся.
Её слова прозвучали жёстко, констатируя чудовищную реальность. Чужая трагедия стала моим спасением.
Я перевела взгляд на металлический контейнер, где хранилось донорское сердце. И меня охватила сложная гамма чувств: безмерная благодарность погибшей девушке и её семье за подаренный шанс, трепет перед чудом, которое вот-вот совершится, и… жгучая горечь оттого, что такая жизнь девушки оборвалась так внезапно и несправедливо.
В операционную быстрым шагом вошёл доктор Робинс. Он уже был в стерильном хирургическом костюме и маске. Ещё раз проверил данные моих последних обследований, электрокардиограмму и анализ крови, и кивнул с удовлетворением.
– Готовы, Лиана? – спросил он, его голос был сосредоточен и спокоен.
– Да. – прошептала я, пытаясь справиться с волнением.
– Тогда начнём. – кивнул доктор Робинс. – Сейчас вам введут наркоз.
Анестезиолог, мужчина средних лет с добрыми, немного усталыми глазами, подошёл ко мне. Он представился, но его имя тут же растворилось в шуме моих мыслей.
– Всё будет хорошо. – мягко сказал он, беря в руки шприц с седативным препаратом. – Расслабьтесь и ни о чём не беспокойтесь. Скоро увидимся на другой стороне.
Его такие простые успокаивающие слова, подействовали как бальзам на мою израненную душу. И я позволила себе поверить ему.
Анестезиолог ввёл премедикацию внутривенно, затем аккуратно зафиксировал кислородную маску на моём лице. Мир вокруг начал расплываться, края предметов стали не чёткими, а звуки – приглушёнными и далёкими. Погружаясь в тёплую, обволакивающую дрёму, я утрачивала связь с реальностью. Осталась лишь одна пульсирующая мысль, где-то на грани яви и сна:
«Это, скорее всего, моя последняя надежда».
Пробуждение напоминало всплытие из морских глубин – медленное, тягучее, полное странных, обрывочных образов и смутных ощущений. Сначала лишь расплывчатые силуэты, блики света на белых стенах палаты… Потом – постоянное пиканье монитора, шелест системы вентиляции, запах антисептиков, привычный за последние три дня. Иногда я ненадолго приходила в себя, чувствуя тяжесть трубки в горле, стягивающую повязку на груди, но сознание тут же ускользало, унося меня обратно в сонное забытьё.
Сегодня, однако, пробуждение было другим. Я открыла глаза и увидела не размытые пятна, а чёткие контуры предметов. Боль, конечно, никуда не делась – тупая, ноющая в груди, но она была терпимой.
«Спасибо человеку, который придумал обезболивающие!» – пронеслось в голове, и на губах появилась искренняя улыбка.
Впервые за долгое время я почувствовала не слабость, а прилив сил, словно кто-то включил внутри меня источник энергии. На тумбочке стояла ваза с белыми лилиями – их нежный аромат смешивался с больничными запахами. А у кровати, в неудобной позе на жёстком стуле, дремала Милена, сгорбившись и подперев голову рукой. Её тёмные растрепались, под глазами залегли тени усталости. На коленях лежал раскрытый журнал, которым она, видимо, занять себя, пока ждала, когда я проснусь.
