Однажды вечером в воскресенье в его квартире раздался звонок. Дверь открыла Рахель.
– Пинхас, это к тебе, – позвала она.
Он положил газету на журнальный столик и вышел в коридор. На пороге стоял рослый мужчина средних лет крупного телосложения. Его дорогой сюртучный костюм-тройка синего цвета говорил о высоком социальном статусе. Большая борода и усы, пронзительный взгляд сквозь стёкла очков – всё подчёркивало неординарность неожиданного гостя.
– Простите, Вы инженер Пётр Моисеевич Рутенберг? – спросил он.
– Да. А с кем имею честь говорить? – ответил Пинхас вопросом на вопрос.
– Амфитеатров Александр Валентинович.
– Заходите, пожалуйста, – спохватился Рутенберг. – Мне Алексей Максимович писал о Вас.
– Я оказался в этом благословенном городе проездом из Кави ди Лаванья в Париж, – сказал Амфитеатров, усаживаясь в кресло. – Не скрою, задержался здесь ещё и потому, что Горький, мой сердечный друг, очень Вас рекомендовал и советовал познакомиться.
– Алексей Максимович очень дружелюбный человек, – произнёс Пинхас.
– Он даже уверен, что именно Вам довелось поджечь фитиль революции.
– В те дни я подружился с Гапоном, помогал ему писать петицию и организовывать демонстрацию. Так сложилось. В то воскресение вместе с нами на Дворцовую площадь шли десятки тысяч людей.
– Так он-таки прав, Пётр Моисеевич, с Вас всё и началось.
Добрая усмешка пробежала по лицу гостя. Он всё более становился симпатичен Рутенбергу.
– Уже темно, Александр Валентинович. Не желаете переночевать у меня?
Лицо гостя расцвело сердечной улыбкой.
– Дорогой мой, не беспокойтесь. Я остановился в гостинице, очень славной на мой взгляд. К сожалению, Ваш номер телефона остался дома, поэтому я не смог позвонить и предупредить о моём появлении.
– Поверьте, Александр Валентинович, я рад Вашему приходу, – произнёс Пинхас. – Рахель, будь добра, приготовь-ка нам что-нибудь.
– Я уже сообразила, Пинхас, и кое-что успела сделать.
Через некоторое время она вошла в комнату с большим подносом и поставила на стол пышущий жаром фарфоровый чайник, чашки с блюдцами, вазочку с вишнёвым вареньем, блюдо с бутербродами и пирожными.
– Спасибо, милая, – поблагодарил гость и окинул её пронзительным взглядом.
– Моя сестра мне очень помогает. Без неё мне было бы трудно преуспеть, и не только в профессии.
– У неё особенная стать и красота еврейской женщины, – произнёс Амфитеатров.
Рутенберг не ожидал от гостя такого неожиданного и откровенного признания. Александр Валентинович посмотрел на хозяина и заговорил о волновавшем его издавна еврейском вопросе.
– Я с большим уважением отношусь к Вашему народу, дорогой Пинхас. Самодержавие притесняет и устраивает погромы против евреев. Это чудовищная несправедливость по отношению к вам. И я об этом не один раз писал. Три года назад я даже читал курс лекций «Еврейство и социализм» в русском колледже в Париже, написал брошюру «Происхождение антисемитизма». Для меня «гений иудаизма» связан с призывами пророков к равенству и свободе, с социалистическими идеями Второзакония.
– Для всех порядочных людей в России было очевидно, что отношение власти к нашему народу бесчеловечно, – поддержал его Рутенберг. – Нам, чтобы получить образование, требовалось преодолевать низкую процентную норму. В больших городах получали разрешение селиться только те, кто был нужен царскому режиму. Погромы, насильственное изгнание из городов и внутренних губерний. Двадцать тысяч выселили только из Москвы. Поэтому некоторая часть евреев и присоединилась к радикалам. Кто готов мириться с угнетением и бесправием?
