Нас прервали раздавшиеся вблизи голоса, и мы увидели капитана и двух наших друзей.
– Я не могу запретить вам помогать беднякам, которым придётся хуже всех, если буря грянет, – говорил своим металлическим голосом капитан. – Но зачем вам мучить этих детей? – продолжал он, кивнув в нашу сторону. – Пусть себе спят или сидят в каютах. Немало будет ещё бурь в их жизни. Если хоть от одной их можно уберечь – слава богу!
– Эти дети будут очень нам нужны как братья милосердия. Дать лекарство или влить рому в рот замёрзшему человеку не так легко, когда качка кладёт пароход чуть ли не набок, – ответил ему Иллофиллион. – Наши дети закалены и бури не испугаются.
Капитан пожал плечами и заметил, что снимает с себя ответственность, если волна смоет кого-либо из нас; что мы все понимаем, какой опасности подвергается даже бывалый человек в сильную бурю, а не только неопытный юноша; и что он ещё раз предлагает оставить нас, молодых, в каюте.
Иллофиллион настаивал на своём. Я уж было подумал, что сейчас начнётся ссора, но, к моему удивлению, капитан пристально посмотрел на Иллофиллиона, поднял руку к козырьку фуражки и, усмехнувшись, сказал:
– Выходит, вы хотите быть капитаном на палубе 4-го класса этой ночью. Согласен её доверить вам; действуйте как санитары. Но в помощь вам не смогу дать ни одного матроса, кроме разве что того рыжего, что приставлен к вашей каюте. Он силач, но глуповат; хотя парень он добрый и своей чудовищной силой может быть вам полезен.
С этими словами он нажал кнопку телефона и приказал кому-то принести в нашу каюту четыре пары резиновых сапог и четыре непромокаемых плаща с капюшонами. На другой его звонок взлетел на палубу и наш матрос. Ему капитан приказал находиться всю ночь на палубе при нашей каюте. И если мы куда-либо двинемся ночью, – сопровождать нас и, в частности, не отлучаться именно от меня ни на шаг. Капитан сказал также, что я в первый раз в море, и хороший матрос должен понимать, что означает приказ капитана не отлучаться от новичка во время плаванья. Я был смущён, даже слегка обижен такой опекой. Но капитан взглянул на меня весело и сказал, что слуга пригодится, когда я буду обслуживать больных, и я ещё буду ему очень благодарен, даже захочу угостить его вином, если борьба со стихией окончится благополучно. Матросу же он сказал, что его вахта при нас начнётся с девяти часов вечера, а сейчас он может идти поесть и отоспаться.
Нам принесли плащи и высокие сапоги, которые мне показались резиновыми; но когда я их надел, то почувствовал, как они эластичны и теплы. Плащи всем пришлись впору, только я в своём утонул до пят; а на высокого турка не налезали сапоги. Ему меняли их раза три, пока не подобрали удобные. Мне тоже отыскали плащ поменьше. После этого мы распрощались с капитаном и с турками, условившись, что, если начнётся шторм, они поднимутся к нам и мы приступим к действиям, распределив роли и лекарства.
Капитан ещё раз заходил к нам и снова убеждал Иллофиллиона оставить в каюте хотя бы меня одного, но ни Иллофиллион, ни я на это не согласились. Тогда он сказал, что направляется в отделение четвёртого класса и приглашает нас сопровождать его, чтобы мы могли познакомиться с возможной ареной наших будущих действий. Мы с радостью приняли это предложение.
У лестницы матрос нёс вахту, получив строгое распоряжение никого – ни под каким предлогом – не пропускать без нас наверх, пусть это даже будет старший помощник. Мы пошли вслед за капитаном. К нам присоединились ещё два офицера и два матроса. Капитан отдал приказание вызвать ещё и старшего врача, который тоже присоединился к нам. Так целой группой мы двинулись вперёд.
