Дима разыскал меня уже на корме. Дождь закончился, и я опять было занял свой наблюдательный пост, но этот настырный мужик почти насильно потащил меня в ресторан. Со мной творилось не пойми что. Пропали самые естественные желания: есть, спать. Хотелось лишь одного: забиться в какую-нибудь щёлку и, скрючившись, сидеть там, думая об одном и том же. Гипноз или видение, видение или гипноз? Мне иногда даже стало казаться, что я с ума схожу. Хорошо после ужина рядом ВиВы оказались. Виктор меня быстро в чувство привёл, заведя разговор о Наде. Он её видел, та занедужила слегка, но обещала прийти на наше привычное уже место встречи.
Погода опять изменилась; казалось, что небесные силы водят вокруг нас хоровод, сменяя каждые полчаса мелкий противный дождь пусть и пасмурной, но вполне тёплой и комфортной погодой, и наоборот.
Пришлось опять перебраться в музсалон. Мы уселись в кресла, продолжавшие стоять на своих местах, и погрузились в просмотр «Войны и мира», той самой легендарной киноленты, снятой Бондарчуком и первой из советских художественных фильмов получившей «Оскара». А ведь это самая главная кинопремия в мире, сравнимая с Нобелевской премией по литературе.
Четырёхсерийную киноэпопею за один приём посмотреть непросто, но мы решили осилить. Однако оказалось, что организаторы разбили показ на две части: вначале прокрутили первые две серии, а две оставили на следующий показ. Перед началом первой серии по пути из ресторана забежали Надя с Людмилой, но остаться не захотели, ушли в каюту, уведя за собой и Вадима с Натальей – те тоже отдыхать отправились, и мы остались вдвоём с Виктором.
Фильм завораживал. Нет, не зря ему американцы «Оскара» присудили. Появился на экране князь Андрей – и сразу же по залу прошелестело: «Тихонов…» И действительно, он был чем-то похож на привычного нам Вячеслава Тихонова, но это был не Тихонов. Тот, конечно, красив, но этот, на экране перед нами, истинный аристократ. Тихонов и высок, и строен, но на экране мы видим человека, статного не только за счёт идеальной выправки, а скорее из-за природной княжеской стати; да и жесты у него не такие, как у Тихонова, и порывист он совсем по-другому. Это был настоящий князь Болконский, потомок чуть ли не самого легендарного Рюрика.
А Пьер Безухов хоть тоже внешне, и даже очень, на Бондарчука оказался похож, но это же совсем не Бондарчук. Тот простой деревенский мужик, каким он предстал перед нами в «Судьбе человека», ну, может, получивший образование колхозник, набравшийся столичного лоска, как в «Серёже», или, в крайнем случае, русский интеллигент, как доктор Астров в «Дяде Ване» или Дымов в «Попрыгунье», но никак не граф Безухов; так держаться обычный человек не может, для этого надо с младенчества в этом кругу вертеться. Да и потом, такой путь от незаконнорождённого графского сынка до потомственного графа, обладателя гигантского состояния, простой человек, каким бы гениальным актёром он ни был, пройти вот так, как Пьер, никак не мог. А Анатоль Курагин – бонвиван, хлыщ, дамский угодник, повеса, франт, и ещё много-много можно синонимов придумать, но всё равно они, даже если их все собрать, не смогут его полностью обрисовать, такой он изысканный и обходительный, – разве это любимый миллионами Павка Корчагин, или романтик принц Грэй, или доктор Максимов из «Коллег»? Там везде это был узнаваемый Василий Лановой, но не в «Войне и мире». Понять и принять, что Анатоль Курагин – это не живой человек, а просто роль, которую исполняет прекрасный актёр, было невозможно.
