В это время она видит, что по полю, на котором только что происходила битва и которое теперь оставлено было живыми в пользу мертвых, валявшихся в том положении, в каком их застала смерть, – что среди этих мертвецов, по незасыпанному кладбищу скачет какой-то одинокий улан, но скачет как-то странно, без толку, то взад, то вперед. Лошадь его постоянно перескакивает через трупы, не задевая их копытами, или осторожно объезжает мертвецов.
Улан кружится, словно слепой или пьяный, то на секунду остановится, то поедет шагом, то поскачет…
Девушка подъезжает к нему, окликает издали:
– Улан! А, улан!
Молчит улан, продолжая кружиться. Она подъезжает еще ближе.
– Любезный! Земляк! ты что без толку скачешь?
Молчит, но как будто вздрагивает. Она к нему, но лошадь спасает своего седока, несется через трупы в открытое поле, к французам… Девушка дает шпоры своему Алкиду и перехватывает бродячего улана. Он шатается как пьяный, но сидит устойчиво.
– Ты что здесь делаешь, земляк?
Молчит. Глаза глядят безумно, лицо какое-то странное, на лбу кровь.
– Да говори же, что с тобой?
Улан бормочет как во сне:
– Стройся! Справа по три – марш!.. – Это бред безумного…
Тут только поняла девушка, что он ранен в голову и обезумел, но с коня не падает, словно прирос к седлу…
«Коли ты называешься улан, так тебе с коня падать не полагается, хоть ты жив, хоть ты убит, а сиди на коне… Улан падать с лошади не должен – ни-ни-ни боже мой! Падай вместе с конем – таков уланский закон… А с коня – ни-ни! Не роди мать на свете!» – вспоминаются девушке слова старого улана, ее дядьки Пуда Пудыча.
– Что у тебя голова? – спрашивает она несчастного.
– Это не голова, а ядро… Мою голову унесло, – бормочет раненый.
Морозом подирает по коже от этих слов… Его нельзя здесь бросить, он пропадет.
– Поедем со мной, – говорит она.
– Куда? Голову мою искать?.. Она укатилась – вот так: у-у-у!
– Мы найдем ее – поедем.
– Катится… катится… у-у-у-у…
Взяв за повод его лошадь, она тихо поехала к обозу, постоянно вздрагивая при безумном бормотании своего спутника.
– Ядро пить хочет… ядро кружится… ядро разорвет – берегись… у-у-у!
А там-то назади – боже мой! Страшно и оглядываться…
Кровавый день подходит к концу… Целый день битва, целый день гудят орудия, целый день умирают люди и все не могут все перемереть… Из «непобедимого» батальона Измайловского полка, из 500 человек, в четверть часа убито 400!
– Братцы мои! Родные мои! Детки мои! – словно рыдает Багратион, в последний раз обнажая свою шпагу. – Смотрите – это подарок отца вашего Суворова… Он смотрит на вас с высокого неба, смотрит на деток своих и плачет…
Он останавливается, утирает пот с усталого лица… Солдаты плачут, а иные крестятся…
– Братцы мои! Детки мои! Порадуем его, отца нашего, не дадим на позор нашу славу… ура!
Грянуло последнее, хриплое, по тем более страшное «ура!»… Последние силы понесены были в жертву страшному богу, но и они не спасли…
Кровавый день наконец кончился. На страницах истории написалось новое слово: «Фридланд».
