«Газетт» напечатала также эксклюзивное интервью с Марко Вукчичем, данное им Лону Коэну. Готов ставить не меньше десяти против одного, что ловкий прохвост воспользовался моим именем, чтобы проникнуть к Марко.
Расправившись с завтраком, в том числе и с кофе, который оказался на удивление приличным, я настолько увлекся чтением, что даже не заметил, как мой товарищ, насытившись спортивными новостями, перекинулся на уголовную хронику.
Вдруг у меня появилось неясное чувство, будто я стал объектом самого пристального изучения. И оно не обманывало. Сосед откровенно посматривал то на меня, то на четвертую страницу.
Я ухмыльнулся:
– Потрясающе похожа, да? Хотя не думаю, что это та самая собака. Я, правда, не эксперт, но Геба не такая тощая, как эта тварь.
В его взгляде появилось новое выражение, и отнюдь не самое дружеское.
– Так ты, значит, и есть маленький Арчи Ниро Вульфа?
– Был, – отмахнулся я. – Читай внимательнее. Кажется, теперь я уже свой собственный маленький Арчи.
– Значит, я заплатил за завтрак легавого!
– Ничего подобного. Разве я не сказал, что расплачусь сам, как только заполучу назад бумажник?
Он потряс головой:
– Ни за что бы не поверил. Такой шикарный костюмчик! Я-то думал, тебя зацапали во время облавы. Проклятые фараоны совсем озверели – хватают всех подряд. Потрясающе: в каталажке встречаю такого разодетого парня, и на́ тебе – фараон!
– Строго говоря, я не фараон. – Он уязвил меня до глубины души. – Я частный сыщик. Я говорил, что мне нравится, как ты выражаешься, но тебе изменило чувство меры. Я подметил, что ты человек культурный. И это должно было меня сразу насторожить. Образованные люди редко попадают в тюрягу. А вот фараоны в наши дни пошли вполне себе культурные. Меня сюда засадили, поскольку подозревают в утаивании важных сведений об убийстве, и зря. Хотя этот трюк стар как мир, они на него пошли. Ошибка не в том, что тебя ко мне подсадили. Им не впервой попадать впросак. Просто ты перестарался, когда ни с того ни с сего купил мне завтрак. Тогда-то я и начал соображать.
Он вскочил на ноги, набычился и обжег меня свирепым взглядом:
– Ну, держись, трепло! Сейчас я тебя по стенке размажу.
– За что?
– Чтобы проучить тебя. По-твоему, я подсадная утка?
– Чушь собачья! Не строй из себя обиженного. Ты меня обозвал, я – тебя. Мы квиты. Давай начнем заново.
Но он оказался слишком обидчивым, чтобы помириться так быстро. Кулак он, правда, разжал, а потом, испепелив меня напоследок взглядом, устроился на койке с газетой. Лежал он лицом к коридору, так что света ему вполне хватало. И я вскоре последовал его примеру, подложив под голову вместо подушки свернутое одеяло, поверх которого на всякий случай расстелил носовой платок.
В течение двух часов и десяти минут обе койки безмолвствовали. Это мне известно доподлинно, так как, приняв горизонтальное положение, я взглянул на часы, чтобы прикинуть, сколько мне еще ждать, пока заявится Паркер с ломом и вызволит меня отсюда. Тогда было двадцать минут десятого. Когда же я в очередной раз прочитал «Газетт» от первой полосы до последней и в двадцатый раз посмотрел на циферблат, стрелки показывали половину двенадцатого… И тут он внезапно заговорил:
– Послушай, Гудвин, а что ты теперь собираешься делать?
От неожиданности газета выскользнула из моих рук на пол.
– Не знаю. Может, всхрапну чуток.
– Я не имею в виду сию минуту, а вообще. Есть кому о тебе позаботиться?
