Двое на башне - страница 5

Леди Константин поблагодарила своего собеседника за информацию и двинулась дальше. Для нее, как для женщины, самым любопытным в дневном происшествии было то, что этот юноша, поразительной красоты, с научными познаниями и отлично воспитанный, связан по материнской линии с местной земледельческой семьей из-за матримониальной эксцентричности своего отца. Более привлекательной чертой в данном случае было то, этот же юноша, которого так легко погубить лестью, подхалимажем, удовольствиями и даже общим процветанием, в настоящее время продолжает жить в примитивном Эдеме бессознательности, преследуя цели, для достижения которых форма Калибана8 была бы столь же эффективной, как и его собственная.

Суитэн Сент-Клив оставался на своем посту, пока самые жизнерадостные птицы лесов, уже оправившиеся от зимних тревог, не пропели короткий вечерний гимн уходящему солнцу.

Ландшафт был слегка вогнутым; за исключением башни и холма, не было точек, на которых могли бы задержаться поздние лучи; и поэтому девяносто акров возделанной земли, имевшие форму тарелки, совершенно внезапно приобрели однородный оттенок тени. Появившиеся одну или две звезды быстро затянула облачность, и вскоре стало очевидно, что в эту ночь небо уже не разъяснится. Обвязав все оборудование вокруг себя куском брезента, который когда-то служил на ферме его деда по материнской линии, он спустился в темноте по лестнице и запер дверь.

С ключом в кармане он прошел через подлесок по склону, противоположному тому, по которому шла леди Константин, и пересек поле по математически прямой линии, не оставляя следов, всю дорогу держась на цыпочках в одной и той же борозде. Через несколько минут он добрался до небольшой лощины, совершенно неожиданно возникшей по другую сторону изгороди, и спустился к почтенному крытому соломой дому, огромная крыша которого, разделенная слуховыми окнами величиной с копны сена, была видна даже в сумерках. На белых стенах, сложенных из меловых глыб, очертания ползучих растений образовывали темные узоры, словно нарисованные углем.

Внутри дома его бабушка по материнской линии сидела у дровяного камина. Перед ней стоял глиняный горшочек, в котором находилось, очевидно, что-то горячее. Дубовый стол на восьми ножках в центре комнаты был накрыт для трапезы. Эта восьмидесятилетняя женщина, в большом чепце, под которым, чтобы он оставался чистым, она носила маленькую шапочку, держалась бодрячком, но уже слегка утратила способность соображать. Она смотрела на пламя, положив руки на колени, и тихо восстанавливала в памяти некоторые из длинной цепочки эпизодов, трогательных, трагических и юмористических, составлявших историю прихода в течение последних шестидесяти лет. При появлении Суитэна она искоса посмотрела на него.

– Тебе не следовало ждать меня, бабушка, – сказал он.

– Это не имеет значения, дитя мое. Я немного вздремнула, пока сидела здесь. Да, я вздремнула и снова отправилась прямиком в свою молодость, как обычно. Эти места были такими же, как и тогда, когда я их покинула, – всего-то шестьдесят лет назад! Все родные и моя старая тетя были там, как когда я была ребенком, – и все же я полагаю, что если бы я действительно отправилась туда, вряд ли там осталась в живых хоть одна душа, которая сказала бы мне: «Старость не радость!» Но скажи Ханне, чтобы она пошевеливалась и подавала ужин – хотя я бы охотно сделала это сама, бедняжка становится такой неуклюжей!