Читать онлайн Томас Гарди - Собранье благородных дам

Переводчик Андрей Владимирович Гринько

Редактор к.ф.н Елена Альвиановна Гринько

Корректор к.ф.н Елена Альвиановна Гринько

Иллюстрация на обложке Гюстав Курбе

Дизайнер обложки Андрей Владимирович Гринько

© Томас Гарди, 2024

© Андрей Владимирович Гринько, перевод, 2024

© Андрей Владимирович Гринько, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0064-7655-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Thomas Hardy

A GROUP OF NOBLE DAMES

That is to say:

THE FIRST COUNTESS OF WESSEX,

BARBARA OF THE HOUSE OF GREBE,

THE MARCHIONESS OF STONEHENGE,

LADY MOTTISFONT,

THE LADY ICENWAY,

SQUIRE PETRICK’S LADY,

ANNA, LADY BAXBY,

THE LADY PENELOPE,

THE DUCHESS OF HAMPTONSHIRE and

THE HONOURABLE LAURA.

Томас Гарди

СОБРАНЬЕ БЛАГОРОДНЫХ ДАМ

Среди которых:

ПЕРВАЯ ГРАФИНЯ УЭССЕКСКАЯ,

БАРБАРА ИЗ РОДА ГРЭБОВ,

МАРКИЗА СТОУНХЕНДЖ,

ЛЕДИ МОТТИСФОНТ,

ЛЕДИ АЙСЕНВЕЙ,

СУПРУГА СКВАЙРА ПЕТРИКА,

АННА, ЛЕДИ БАКСБИ,

ЛЕДИ ПЕНЕЛОПА,

ГЕРЦОГИНЯ ГЕМПТОНШИРСКАЯ и

ДОСТОПОЧТЕННАЯ ЛАУРА.

Перевод с английского Елены и Андрея Гринько

Родословия семей нашего графства, представленные в виде диаграмм на страницах «Истории графств», на первый взгляд кажутся такими же бессодержательными, как таблицы логарифмов. Но стоит дать ключ к разгадке – малейшее предание о том, что происходило за кулисами, – и эта пыльная сухость может тут же превратиться в животрепещущую драму. Более того, внимательное сравнение одних только дат – рождения с браком, брака с кончиной, какого-либо из этих событий с родственными им аналогичными событиями – приводит к такой же метаморфозе, и каждый, кто практикуется в создании образов из таких генеалогий, обнаруживает, что способен бессознательно наполнить каркас мотивами, страстями и личными качествами, которые, по-видимому, являются единственными возможными объяснениями необычной связи времен, событий и личностей, порой знаменующих эти весьма сдержанные семейные записи.

Из таких родословий и дополнительных материалов к ним возникло и оформилось большинство нижеследующих историй.

Я хотел бы воспользоваться этим предисловием, чтобы выразить свою признательность к учтивости и доброте нескольких ясноглазых благородных дам во плоти, которые после первой публикации этих рассказов в периодических изданиях шесть или семь лет назад дали мне интересные комментарии и свои домыслы по поводу этих историй, которые, как они признали, оказались тесно связаны с их собственными семьями, местами жительства или традициями; в них они продемонстрировали поистине философское отсутствие предубеждений в отношении тех событий, связь с которыми имела тенденцию, скорее, драматизировать, чем восхвалять их предков. Те же сведения, которые они также сообщили о других необычных историях из их семейных хроник для использования в продолжении «Собранья благородных дам», боюсь, через меня никогда не попадут в печать; но я буду хранить их в память о добродушии моих информантов.

Кингс-Хинток-Корт (промолвил рассказчик, для справки перелистывая свои записи) – Кингс-Хинток-Корт, как мы знаем, является одним из самых внушительных особняков, выходящих окнами на нашу прекрасную долину, называемую Блекмур или Блейкмор-Вейл. В тот самый день, о котором я хочу рассказать, это здание стояло, как часто бывало и раньше, в совершенной тишине безмятежной ясной ночи, освещенное лишь холодным блеском звезд. Это было зимой, в давно минувшие дни, когда с начала истекшего столетия прошло немногим больше трети его общей продолжительности. На северной, южной и западной стороне не было распахнуто ни одной оконной створки, не поднято ни одной шторы; на востоке же одно окно в верхнем этаже было открыто, и девочка лет двенадцати-тринадцати перегнулась через подоконник. То, что она заняла это положение не для наблюдения, было ясно с первого взгляда, поскольку она прикрывала глаза руками.

Комната, в которой находилась девочка, была одной из внутренних в анфиладе других комнат, и попасть в нее можно было, только пройдя через примыкавшую к ней большую спальню. Оттуда доносились звуки ссоры, в то время как всюду в остальном доме стояла абсолютная тишина. Именно для того, чтобы не слышать этих голосов, девочка и покинула свою маленькую кроватку, набросила накидку на голову и плечи и высунулась на ночной воздух.

Но как она ни старалась, ей не удавалось скрыться от шума. Слова доносились до нее со всей присущей им болезненностью, одна фраза, произнесенная мужским голосом, голосом ее отца, повторялась несколько раз.

– А я говорю тебе, что этой помолвке не бывать! Говорю тебе, что ее не будет! Она еще совсем ребенок!

Девочка знала, что предметом спора была она сама. Хладнокровный женский голос, голос ее матери, отвечал:

– Перестань и будь умнее. Он готов подождать добрых пять или шесть лет, прежде чем они поженятся, а во всем графстве нет мужчины, который мог бы сравниться с ним.

– Этому не бывать! Ему за тридцать. Это же безнравственно!

– Ему всего тридцать, и он самый лучший и прекрасный мужчина на свете – идеальная пара для нее.

– Он беден!

– Но его отец и старшие братья пользуются большим уважением при дворе – никто так часто не бывает во дворце, как они; а с ее состоянием, кто знает? Возможно, он сможет получить баронство.

– Сдается мне, ты сама в него влюблена!

– Как ты можешь так оскорблять меня, Томас! И разве не чудовищно с твоей стороны говорить о моей порочности, когда у тебя самого в голове подобный план? И ты знаешь, что так оно и есть. Какой-нибудь увалень по твоему выбору… какой-нибудь мелкий джентльменишка, который живет в этом вашем диковинном местечке Фоллс-Парк… один из сыновей твоих собутыльников…

Вместо дальнейших аргументов муж разразился проклятиями. Как только он смог произнести связное предложение, он сказал:

– Ты раскудахталась и командуешь, как госпожа, потому что ты здесь главная наследница. Ты в своем собственном доме, ты на своей собственной земле. Но позволь мне сказать, что если я и пришел сюда к тебе вместо того, чтобы взять тебя к себе, то это лишь из соображений удобства. Тысяча чертей! Я не голодранец! Разве у меня нет своего дома? Разве у меня нет такой же длинной аллеи, как у тебя? Разве у меня нет буков, что с лихвой сравнятся с твоими дубами? Если бы ты не заманила меня своей грацией и прочими штучками, я бы жил довольный в своем укромном домике и на своей земле. Поверь, я вернусь к себе; я больше не останусь с тобой! Если бы не наша Бетти, я бы уже давно уехал!

После этого больше не было произнесено ни слова; но вскоре, услышав внизу звук открывающейся и закрывающейся двери, девочка снова выглянула из окна. По гравийной дорожке захрустели шаги, и от дома отошла фигура в сером пальто, в которой легко можно было узнать ее отца. Он зашагал влево, и она смотрела, как отец удаляется вдоль длинного восточного фасада, пока вскоре не завернул за угол и не исчез из виду. Должно быть, он направился к конюшням.

Она закрыла окно и забралась в постель, где плакала до тех пор, пока не заснула. Этот ребенок, их единственная дочь Бетти, которую честолюбиво лелеяла мать и с нерасчетливой страстью любил отец, часто расстраивалась из-за подобных сцен; хотя она была слишком мала, чтобы всерьез беспокоиться о том, обручит ли ее мать с джентльменом, о котором шла речь, или нет.

Сквайр часто уходил из дома подобным образом, заявляя, что никогда не вернется, но утром всегда появлялся вновь. Однако в данном случае дело обернулось иначе: на следующий день девочке сказали, что ее отец рано утром уехал в свое поместье в Фоллс-Парке по делам со своим управляющим и может не вернуться в течение нескольких дней.

* * *

Фоллс-Парк находился более чем в двадцати милях от Кингс-Хинток-Корта и представлял собой более чем скромную центральную часть более скромного землевладения, чем последний. Но когда сквайр Дорнелл увидел его в то февральское утро, он подумал, что был дураком, когда вообще покинул его, пусть и ради величайшей наследницы Уэссекса. Классический фасад периода правления Карла Второго придавал правильным чертам усадьбы достоинство, которое не мог затмить огромный, украшенный башенками, разношерстный особняк его жены. В общем и целом у него было скверно на душе, и мрак, который окутывал густо заросший деревьями парк, не способствовал улучшению настроения этого румяного мужчины сорока восьми лет, столь грузно восседавшего на своем мерине. Дочка, его дорогая Бетти: вот в чем корень его беды. Он был несчастлив, когда находился рядом со своей женой, он был несчастлив, когда находился вдали от своей маленькой девочки; и из этой дилеммы не было никакого реального выхода. Как следствие, он довольно свободно предавался застольным удовольствиям, став, что называется, «человеком трех бутылок»2 и, по мнению его супруги, все менее и менее презентабельным для ее обходительных друзей из города.

Его встретили две или три старых служанки, которые присматривали за этим уединенным местом, где только несколько комнат были пригодны для использования им или его друзьями во время приезда на охоту; а утром приехал его верный слуга Тапкомб из Кингс-Хинтока и он почувствовал себя более благоустроенным. Но после дня или двух, проведенных здесь в одиночестве, сквайр начал чувствовать, что совершил ошибку, приехав сюда. Покинув Кингс-Хинток-Корт в гневе, он лишился лучшей возможности противостоять нелепой идее жены обещать руку его бедной маленькой Бетти мужчине, которого она едва видела. Чтобы уберечь ее от столь отвратительной сделки, ему следовало оставаться на месте. Он считал почти несчастьем, что дочка унаследует такое богатство. Она станет мишенью для всех искателей приключений в королевстве. Если бы она была наследницей лишь его собственного скромного домика в Фоллсе, насколько больше было бы у нее шансов на счастье!

Его жена как в воду глядела, когда предположила, что у него самого есть на примете кандидат в женихи для любимой дочки. Сын его покойного близкого друга, живший менее чем в двух милях от того места, где сейчас находился сквайр, парень на пару лет старше девочки, казался, по мнению ее отца, единственным человеком в мире, способным сделать ее счастливой. Но что касается того, чтобы с неприличной поспешностью, которую проявляла его жена, вздыхать подобным образом о ком-либо из молодых людей, то он и мечтать об этом не мог; для этого нужно, чтобы прошло несколько лет. Они уже виделись, и сквайру показалось, что он заметил в глазах юноши нежность, которая сулила хорошие перспективы. Томас Дорнелл испытывал сильное искушение воспользоваться примером жены и предотвратить ее сватовство, сведя двух молодых людей вместе здесь, в Фоллсе. Девочка хоть по тогдашним понятиям и годилась на выданье, но была слишком мала, чтобы влюбляться, а вот парню было пятнадцать, и он уже испытывал к ней интерес.

Чем присматривать за ней в Кингс-Хинтоке, где она неизбежно находилась под сильным влиянием своей матери, лучше было бы уговорить ребенка пожить какое-то время у него в Фоллсе, под его единоличным контролем. Но как добиться этого, не прибегая к силе? Единственный возможный шанс заключался в том, что его жена для видимости, как она уже делала раньше, согласится, чтобы Бетти навестила его на один день, и тогда он сможет найти способ задержать ее, пока Рейнард, поклонник, которому благоволила его жена, не уедет за границу, что он должен был сделать на следующей неделе. Сквайр Дорнелл решил вернуться в Кингс-Хинток и попытаться осуществить задуманное. Если бы ему отказали, он был готов подхватить Бетти на руки и унести ее.