Двое на фоне заката - страница 6
– Оргазма? – смущенно улыбнулась Важенина.
– Ну! Мол, все бабы должны, значит, кричать, иначе они холодные, как селедки в море. А я ему: как же, Валечка, я кричать стану, если за перегородкой фанерной хозяева спят? Я и так со стыда сгораю. А он мне: деревенщина ты, Полька, неотесанная, скучно с тобой. Он уж тогда меня с этой Тоськой сравнивал. Ну как после этого мужикам верить? – она вытерла набежавшие слезы и махнула рукой. – А, шут с ним, с лиходеем этим! Бог-то его давно наказал.
– Это как же? Ты ничего раньше не рассказывала.
– Так сгорел тот домик-то, – в упор глядя на Важенину, жестко отчеканила Ушкуйкина.
– Т-то есть к-как с-сгорел? – заикаясь от страшной догадки, проговорила Важенина. – Отчего сгорел? А Валентин с Тоськой тоже?
– Нет, слава Богу, живы. Только бросил ее Валька через месяц. Сбежал. Не нужна, видно, без домика стала.
Мартин, до этого мирно спавший на коленях у хозяйки, спрыгнул на пол, потянулся, подошел к домработнице и потерся об ее ногу.
– Знаешь, к кому подольститься, – с суровой лаской сказала Ушкуйкина, обращаясь к коту. – Ох, Мартынушко ты наш! Мартын – золотой алтын! Что, супчика захотел? Али «Кискасу» своего любезного? На-ка вот, купила и тебе полакомиться, баловень ты наш.
* * *
У прилавка одного из городских ломбардов в этот час было не много народу – всего несколько женщин. Тамара Николаевна встала в очередь. Худосочная крашеная блондинка средних лет, что стояла впереди, оглянулась на Важенину, потом еще раз и, толкнув локтем свою соседку, что-то шепнула ей на ухо. Вскоре вся очередь пришла в движение. Женщины как бы невзначай поворачивались, скользили взглядами по актрисе, не упуская ни одной мелочи в ее внешности, – кто украдкой, кто с нескрываемым любопытством. Тамара Николаевна чувствовала себя как на витрине, но старалась держаться нейтрально, не показывая эмоций.
Вдруг открылась дверь директорского кабинета, оттуда вышла полная дама с двойным подбородком, высокой прической и в мини-юбке, открывающей жирные колени. Она величественно прошествовала в торговый зал, о чем-то переговорила с молоденькой продавщицей, развешивающей шубы, и пошла обратно. Ее надменный взгляд из-под густо накрашенных век задержался на очереди у прилавка и внезапно оживился.
– Тамара Николаевна! Здравствуйте! – воскликнула она низким прокуренным голосом. – Рада вас видеть! Ну что же вы тут? Пойдемте ко мне!
– Здравствуйте, Элла Васильевна! Да я, собственно, шла мимо… Дай, думаю, зайду по старой памяти…
– Ну конечно, конечно, – тонкие, в сиреневой помаде губы директрисы растянулись в улыбке. – Вы прелестно выглядите! А я недавно вспоминала вас.
Взяв Важенину под руку, директор провела ее в свой кабинет.
– Присаживайтесь, Тамара Николаевна! Нет, вы заметили, как эти кикиморы поедали вас глазами? Ох уж эта бабья порода!
– Я уже привыкла, – вежливо улыбнулась Важенина. – Хотя нет, вру. К этому невозможно привыкнуть.
– Я сейчас поставлю чай. Или коньячку за встречу?
– Что вы! Эти радости жизни теперь не про меня.
Директор накрывала стол, доставая из холодильника разные деликатесы, не умолкая при этом ни на секунду:
– Вы, наверное, обратили внимание на мою дикцию, Тамара Николаевна? Я только что от зубного врача. Протез новый осваиваю. А заодно перевариваю небольшой инцидент. Представляете, познакомилась там с одним интересным мужчиной. Он вдовец, и тоже ходит на протезирование. А я, как известно, женщина свободная. Ну и… сами понимаете. Слово за слово. Он телефончик попросил… Ну вот, лежу в кресле врача, с открытым, так сказать, забралом, и вдруг он заглядывает в кабинет. Чтобы какие-то снимки сестре передать. А я, значит, во всей красе на этом дурацком кресле. С оскалом в оставшиеся тринадцать зубов. Господи! Я чуть под землю не провалилась! Ну хоть бы о какой-нибудь ширме, черт возьми, побеспокоились! Ведь для женщины кресло стоматолога все равно что – гинеколога. Угощайтесь, Тамара Николаевна! Вот балычок, вот икорка, прошу вас, не стесняйтесь!