- У тебя мороженное вот здесь, - хриплый голос одноклассника выбивает почву из-под ног.
Смотрю на его во все глаза. С ресниц уже тоже капает. Эх, точно простыну. Я же неженка ужасная.
- Где? – тихо шепчу, не отрывая взора.
Никита протягивает руку и пальцем вытирает остатки мороженного с уголков губ. Хочу отстраниться, но стою застывшим изваянием. В груди нежные пионы распускаются, радуга ввысь рвется. Странные чувства, как будто больно в груди и сладко одновременно.
- И еще вот здесь. – Парень наклоняется и целует меня в то же самое место, которое только что трогали его пальцы. Его губы пахнут мороженным. Шоколадным. Его любимым. За пару часов я узнала о нем больше, чем знаю о любом из своих одноклассников.
В голове дурацкая мысль: какое любимое мороженное у Птахи? А у Кошкиной? А у Таси?
Не знаю.
А учусь я с ними с первого класса.
Поцелуй уносит на запретные вершины, но Никита целомудренно отстраняется. И я ему за это благодарна. Мне нравится какой он. Относится ко мне с уважением, серьезно. Никаких намеков на что-то большее вот так сразу, или наоборот полудетских тонов, типа «Серебрякова, дай рюкзак понесу», как от Виноградова.
Поцелуй для меня далеко не первый, но так здорово я еще ни с кем не целовалась. Да и целовалась я всего с двумя. В первый раз с сыном папиных друзей, когда мне было еще тринадцать. На одном из скучнейших приемов мы спрятались под скатертью круглого стола и учились целоваться. А второй раз со студентом-музыкантом, которого приставили ко мне учить играть на пианино. Вот он и учил. Изменил, так сказать, слегка программу.
Но во всех случаях я сама первая начинала. Ко мне никто никогда не подходил. Лишь вздыхали поодаль. Все боятся моего скверного характера. Унижу, пошлю куда подальше, рассмеюсь в лицо. А Никита меня еще толком не знает, или просто не боится. И поэтому я ответила ему.
Когда Крестовский проводил меня до дома, мы еще постояли немного прямо под решетчатыми воротами, целовались на камеру. Я знала, что папа будет непременно зол, и именно поэтому мне хотелось этого еще сильнее.
- Беги, Ариш, - шепнул парень мне в ухо, отчего по телу в рассыпную бросились мурашки. В животе пузырьки газировки лопаются. Хотя я ее не пила. Опьяненная проведенным вместе временем, я кое-как отцепилась от одноклассника.
- Пока.
Тася Калинина и Маша Кошкина смотрели на меня с неудовольствием, когда на следующий день Никита подошел к моей парте и заговорил со мной о всякой ерунде.
- Ну и стерва ты, Серебрякова, - гневно прошипела мне Калинина в спину.
На урок алгебры, на глазах изумленного класса, мы шли с ним, держась за руки.
Так началась наша любовь.
**
Сначала я крепко поругалась с отцом, когда он начал распекать меня за мою выходку с шофером. Исподлобья смотрела на злорадно скалящегося Виталика. Обещая себе, что обязательно угощу его новым фингалом. А потом папочка услышал фамилию Никиты и вдруг резко замолк.
- Те самые Крестовские? – Он округлил глаза. В голове уже крутились винтики.
Я тоже призадумалась. Что греха таить, о его фамилии я даже не задумывалась. Как-то больше о чувственных губах и наглых руках думала. А теперь поняла, почему его имя оказалось таким знакомым. Ведь он сын владельца нескольких химических заводов. Его отца, кажется, зовут Владимир (запомнила, потому что моего зовут точно также), они с моим папой часто пересекались на светских вечеринках. Но ни разу им не довелось поработать вместе. Насколько я знаю. Иначе об этом говорилось бы дома каждый день. Хоть мой папа и держал город в своем кулаке, а были еще люди значительно сильнее и влиятельнее его, которые просто не особо лезли в разборки бизнесов, больше увлекаясь политикой. Власть у таких людей была больше. И связи соответствующие.
