С неприязнью взглянула на черный блестящий мерседес. Еще одна головная боль. После того случая два года назад, родители приставили ко мне личного шофера нашей семьи, который привозил меня в школу и забирал. Я не хотела говорить о случившемся, но Виталик, мой тщедушный братец, заложил меня с потрохами. Что пришла в порванном платье, на трясущихся ногах, с размазанной косметикой.
Размытыми ответами не удалось обойтись. Отец тогда всех на уши поставил и с удивлением обнаружил, что трех напавших на меня мужчин уже увезли полицейские по анонимному вызову. Те мальчишки, что спасли меня. Они отправили этих уродов за решетку, не называя своих имен.
- Озолочу, если узнаю, что за добрый волшебник, - развел руками папа, но тут я не могла ничем помочь. Я даже не узнаю своих спасителей в лицо, потому что не смогла разглядеть в темноте ничего!
Мама пила корвалол, хватаясь за сердце, и поговорила с папой о шофере отца, который теперь привозил и увозил и меня, и братца домой. У Виталика появился фингал под глазом на следующий день, и он еще долго закрывал лицо своей плешивой челкой. И если ему было плевать на свою свободу, то я терпеть не могла эти поездки.
- Миленько, - насмешливый голос за моей спиной заставил оглянуться. Никита не спеша шагает за моей спиной, оценивающе оглядывая меня и автомобиль. Словно зная, что он за мной.
Чуть улыбнулась уголками губ. А у самой все клокочет от ярости и досады, что он увидел. Хотя, какая разница. Все равно узнает. Просто только за мной в десятом классе приезжает личное авто. Остальные, хоть и могут позволить себе такое, принципиально выбирают свободный способ передвижения. Все думают, что я делаю это специально, кичусь своим достатком. Но рассказывать о том, что на меня напали два года назад, не хочу. Уж лучше неодобрение и насмешки, чем жалость. Впрочем, надо мной никто не смеет насмехаться в открытую, слишком сильно в кулаке держит этот небольшой городок мой отец.
За тонированным стеклом блестящего отполированного автомобиля не видно лица Виталика, но я уже представляю, что он там, сидит и смотрит, как я иду. С неприязнью. У нас это взаимное. Он отличник. Примерный мальчик. И самое, в принципе, главное, он мальчик. На него возлагают слишком много надежд. Я же бестолочь, легкомысленная пустышка. Красивая папина дочурка. Меня просто любят.
- Ариночка, не забивай свою милую головку всякой ерундой. Это для мужчин. Вот выдадим тебя замуж удачно, и путь твой супруг об этом думы будет думать. Твое дело – украшать своего мужчину. А другого мы от тебя и не ждем.
Сексизм и патриархат в одном флаконе. Зато с Виталика всех шкур спускали за любую четверку, тогда, как у меня дневник так и пестрил тройками. Ведь Виталику предстояло думать о будущем. Хотя что там думать – получит готовое дело отца в свои руки и вперед. Так мы тихо ненавидели друг друга – он завидовал мне, моей относительной свободе выбора. Я завидовала ему, что его слово всегда будет в семье веским, только потому что он особь мужского пола. А я никто. Просто украшение.
Сама не осознала, что стою столбом перед машиной, не решаясь сесть. Позади меня стоит совершенно незнакомый парень, который только перешел в наш класс. Но чем-то ведь он меня зацепил. Меня, Снежную Королеву. Вот так, с одного взгляда.
Я поворачиваюсь к нему.
- Хорошо бегаешь? – Удивленное лицо довольно быстро сменяется понимающим выражением. Моргнув, кивает. Затем Крестовский просто подходит и берет меня за руку. Вот так в первый день знакомства, словно имел на это какое-то право. Кожу обжигает от его наглого прикосновения, но руку выдернуть уже невозможно. Как будто в плен его манящей ауры попала.
