Девушки перестали улыбаться, смотрели на меня серьёзно и сосредоточенно. Марина поправляла одежду и тёрла плечо. Я взял её за локоть:
— Без обид?
— Без обид, — вздохнула она. — Ну а что делать, когда тебя держит горилла двухметровая? Если он сильнее и с автоматом, а я с причёской и на каблуках? Глазки ему строить?
Судя по жадным взглядам, этот вопрос интересовал многих.
— Можно и глазки, — ухмыльнулся я. — А потом пальцами в эти глазки, пока он раскис и ничего плохого не ожидает, — дамы засмеялись, закивали. — Сразу, пока он ничего не видит и не соображает, отпрыгиваешь подальше, чтобы поймать не успел. А потом каблуком ему по чувствительному месту.
Я входил во вкус, подцепил Женьку, взял за руки выше локтей:
— Вот так он тебя держит. Что ты будешь делать? — она взбрыкнула коленом, я еле увернуться успел, раздался смех. — Тоже верно. Но можно и не так. Вот ты, например, высокая и если я к тебе немного наклонюсь, то лица окажутся на одном уровне.
Она смотрела на меня с расстояния сантиметров в десять, расширенные зрачки отражали точки света из окошек, щеки медленно заливал румянец. Я зажмурился, чтобы не видеть её лицо, глубоко вдохнул. Что я говорил? Зачем я вообще стал к ней так близко...
— И что делать тогда?
О, вспомнил! Я же учу мелюзгу драться! Полегчало. Я посмотрел на задавшую вопрос:
— Можно ударить лбом по носу, — Женька поморщилась, я усмехнулся, — это не так больно, как кажется. Лоб крепкий, а вот нос — не очень. И поверьте мне, когда в переносицу с силой врезается что-то твёрдое, мир тухнет мгновенно. Пусть на полсекунды, но за эти полсекунды ты успеешь ударить коленом туда, куда ты хотела и убежать.
— Это тоже каратэ? — игриво улыбнулась Яна, я не смог не улыбнуться в ответ:
— Нет, это из подготовки спецназа, я там служил.
«Ух ты!» и подобные охи-вздохи наполнили помещение, Яна ещё раз стрельнула в меня глазами... не попала. Я смотрел на Женьку, в глазах которой читалось «позёр и выпендрёжник!».
Ну, есть немного...
Я провёл ладонями по её рукам, чуть сжал пальцы и отпустил.
— И вообще, не бойтесь запрещённых приёмов, вы не в спортзале. В глаза, в пах, хоть ногтями в ноздри! То, что они собираются сделать с вами, гораздо хуже. Не жалейте их.
Все молчали. Марина рассматривала маникюр, Яна уставилась в пол, в глазах было что-то странное.
— Так мы выберемся отсюда?
Несмелый голос принадлежал той самой барышне, которая непрерывно стенала и плакала.
— Не знаю, — я смотрел на свои руки, вспоминая ощущение тяжёлого пистолета в них. Выберемся?
Сколько человек нас охраняет? Я насчитал шестерых, если они глушили мотор для того, чтобы с нами поговорить, значит один из них ещё и управляет кораблём. Шесть человек, пять калашей. И мой Макаров где-то у них. А у меня голые руки, треснутые рёбра и шестнадцать ногастых баб... охренеть.
Так всё-таки — выберемся? Нужно ответить честно хотя бы себе самому. При определённом везении... ну, большом везении... скажем так, если все невинные души этого полушария будут за нас молиться...
Я хмыкнул, сжал кулаки:
— Мы обязательно попробуем, девочки, — обернулся, стараясь заглянуть в глаза каждой, кивнул, — нужно дождаться подходящего момента. Вы только не геройствуйте. Если услышите стрельбу — сразу на пол и отползать. Если выхода нет — сдавайтесь и будьте паиньками, ждите нового момента. Мы выберемся.
