– У него есть американская жена Саманта Бейкер. До того как они соединились узами брака, профессор звался Виланд Зюльц. Вот так! Он взял фамилию жены, чтобы, по всей видимости, положить конец истории об его увольнении из университета и лишении профессорского звания.
Ага, он, значит, заметал следы и вполне легальным способом изменил себе фамилию. Герр Виланд Зюльц!
– Его жена из богатой и влиятельной семьи, старшие братья Саманты занимаются нефтяным бизнесом, а ее личное состояние исчисляется многими миллионами. Так что заботиться о хлебе насущном Саманте не приходится. Поэтому она посвятила себя науке, преуспела в этом. Работает в университете Сан-Диего. Ее специализация – страны Южной Америки в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях. О ней я мало что могу сообщить. Вроде бы никаких преступлений за Самантой не числится.
Эльке поблагодарила Йохана и повесила трубку. Преступлений за Самантой не числится, но неужто она вышла замуж за разжалованного немецкого профессора по большой любви? Или их объединяет что-то иное?
Вечером они отправились на прием в особняк к дону Пруденсио. Тот встретил комиссарш, как всегда, с очаровательной улыбкой и манерами ловеласа. Эльке отметила, что он опять пытается приставать к ней.
В гостиной, выходящей в сад, собралось местное изысканное общество. Супруги Бейкер, отец Теренсио, Фелиппе Гарсиа, еще несколько человек, видимо, кто-то из власть имущих и богатых.
Среди гостей выделялась одна дама лет пятидесяти, несколько вульгарная, но красивая и дорого одетая. Она заразительно смеялась, при этом на ее груди колыхались массивные золотые украшения.
– Синьора Сивилла ди Альбронзо, – представил ее дон Пруденсио. – Она, можно так сказать, важный инвестор из столицы.
Синьора Сивилла, показав безукоризненные зубы, ответила глубоким прокуренным голосом:
– Пруденсио, ну зачем так шутить! Я – бедная вдова бедного банкира, которая на старости лет решила покинуть бурный мегаполис и перебраться в тихую провинцию.
– Донна Сивилла хочет построить у нас свою резиденцию, – продолжал мэр. – Поэтому она купила несколько участков около города...
– Ах да, – произнесла томно Сивилла. Она сделала театральный жест рукой, унизанной перстнями. – Мой дорогой и горячо любимый муж оставил мне состояние, которое я предпочитаю тратить. Санта-Кларита – такой прелестный городок, я купила здесь несколько участков земли, благо, они стоят не так дорого. Вскоре начнется строительство...
Ее монолог прервали далекие крики, нечеловеческие и какие-то леденящие. Крики эти перешли в завывания, которые сменились всхлипами и плачем. Эльке похолодела. В джунглях множество животных, которые ночью пробуждаются к жизни. Возможно, так кричит обезьяна, которую поглощает питон, или мелкая птица, попавшая в силки.
Никто из гостей, казалось, не придал особого значения этим крикам, однако Эльке заметила, что на секунду воцарилось молчание. Первым прервал его дон Пруденсио.
– Плачущая Долорес, – сказал он с улыбкой. – Наше городское привидение. В последнее время оно что-то разошлось. И чего она так кричит?
– Плачущая Долорес? – переспросила Николетта, явно сбитая с толку. – Ваше городское привидение? Но о чем вы ведете речь, дон Пруденсио?
Мэр усмехнулся и пояснил:
– О, для вас это звучит, возможно, дико, но у нас все верят в то, что это кричит призрак монахини, повесившейся от несчастной любви лет двести пятьдесят назад. Ее многие видели на монастырском кладбище, а также на улочках Санта-Клариты. Облаченная во все белое, она светится и летит над землей, завывая от тоски по возлюбленному, с которым ее разлучили. Вроде бы она из богатой семьи, влюбилась в простолюдина, и родители сослали ее за это в монастырь, где она и покончила с собой. И теперь она никак не может найти успокоения, ищет свою любовь и, не находя ее, плачет и завывает. При этом верят, что она активизируется накануне чего-то нехорошего, чьей-то смерти или природной катастрофы.
