– Да, давайте помянем, – коротко сказала она и выпила вино. За столом сразу все начали выпивать и закусывать. Но Евпраксия ничего не ела. Сестра заметила это и спросила:
– Ты почему не кушаешь, Планечка?
– Не хочу, – ответила она, и на её глазах выступили слёзы.
Валентина стала успокаивать сестру и обе расплакались. Григорий не знал, как их успокоить и налил ещё вина в большие хрустальные бокалы. Потом после выпитого вина Евпраксии стало легче, и тогда она съела кусок ветчины.
– Как ты будешь жить дальше? – спросила сестру Валентина. – Оставайся у нас в Данилове, может, снова замуж выйдешь, ты ещё молодая, тебе всего тридцать шесть лет.
Евпраксия молчала и только пожала плечами. За столом, тем временем, начались разговоры, не только вспоминали усопшего, но и говорили на другие темы. Семья Кукушкиных в Данилове была в первой десятке самых богатых людей. У них имелись столярные мастерские, в которых изготавливали телеги, сани и всё необходимое для упряжки лошадей; они выполняли заказы на мебель, бочки и другие столярные изделия. Покойный Николай Николаевич помог им в своё время приобрести и наладить мощную паровую машину, которая приводила в действие пилораму и ещё несколько деревообрабатывающих станков. Кукушкины поставляли доски с этой пилорамы не только жителям Данилова, но даже в Ярославль. Производство быстро расширялось, и в столярных мастерских работала почти треть Даниловских мужчин.
Фёдор спросил Григория, может ли он достать дешёвой колбасы для столовой, которую он открыл для своих рабочих. На вопрос Фёдора о колбасе, Григорий объяснил, что в связи с войной, мяса стало в окрестных деревнях меньше, потому что
многие мужики воюют, а бабы без них не справляются с хозяйством. Поэтому цены на мясо и колбасу растут.
– Мне тоже стало не выгодно торговать мясом, – говорил Григорий. – Люди покупают его плохо за высокую цену, а оно долго не лежит, портится. Колбаса всё же дольше не портится, её легче продать, но и она теперь не дешёвая.
– Ну, ладно, – согласился Фёдор, – обойдёмся без колбасы.
Его лицо, прикрытое густой бородой не выражало сожаления, но в голосе это чувствовалось. Григорий в свою очередь попросил у него в долг денег без процентов, по-родственному. Сказал, что хочет начать новое дело, варить и продавать пиво. На пиво сухой закон не распространялся.
– И сколько тебе надо денег? – спросил Фёдор, поправляя свою вышитую, холщовую
рубаху.
– Да, не меньше тысячи.
Фёдор развёл руками:
– Такой суммы у меня нет. Все средства вкладываю в производство. Ещё на той неделе пожертвовал крупную сумму церкви. Извини, сейчас помочь не чем, может, позднее деньги появятся. Мне ведь казна должна восемь тысяч рублей за госзаказ. Я для армии продал много телег и саней.
Евпраксия слышала их разговор и предложила:
– Мне должны Колины родственники 5000 рублей за пароход. Скоро я поеду в Вологду и получу деньги. Так что тысячу я вам дам.
Григорий радостно посмотрел на Евпраксию и поблагодарил. Но потом засомневался:
– А если долг тебе не отдадут? Ведь Коля умер.
– Отдадут. Обещали. Ширгановские люди не бедные и очень порядочные.
Постепенно Евпраксия стала успокаиваться. На неё благотворно действовала эта дружная и добрая семья, такие же доброжелательные гости. Уютная обстановка в доме тоже подействовала. Среди мебели в комнатах были вещи доставшиеся Валентине по наследству от родителей. Например, металлическая кровать, и здесь на столе, несколько фарфоровых тарелок со знакомым узором, напоминали Евпраксии детство. Она вспомнила, что на этой кровати спала мама, а из этих тарелок она сама кушала, и в детстве, и в юности. Масса воспоминаний нахлынули на неё, и ей захотелось поговорить с сестрой.
