Шишерин рассказал об этом Попёнкову и другим людям, с которыми дружил. В Данилове начались разговоры о зверствах большевиков. Люди, как обычно, сильно преувеличивали эти слухи. На рынке Сергей случайно даже подслушал такую байку, что мол, в Коровниках заключённых сажают на кол, и варят в кипятке, как в старину, и, что потом из их мяса делают в столовых котлеты и подают на обед. При этом баба, которая рассказывала байку другим торговцам, божилась и говорила, что слышала такое от самого Попёнкова.
Свешниковы ещё сомневались, погиб Иван Николаевич в тюрьме, или нет. Геннадий Иванович даже решил туда ехать спасать отца, но родственники и друзья, его отговаривали, они понимали, что это уже поздно и опасно для самого. Потом, от Семёна Александровича они узнали, что Свешников умер в камере, не дождавшись расстрела. И всё же их мучила совесть, что отец похоронен неизвестно как, и неизвестно где.
Дмитрий жил у Сержпинских до сентября, и потом решил уехать в Петербург. Там он планировал устроиться на работу по солдатскому удостоверению, которое нашёл у мёртвого солдата. По этому документу он станет Смирновым Владимиром Павловичем. Смирновых на свете много, и он надеялся, что его будет трудно разоблачить. Солдатские удостоверения в тот период были без фотографий. С Таней они решили, что если он устроится в Петрограде и найдёт жильё, то она приедет к нему. Перед отъездом он попросил Евпраксию:
– Тётя Планя, можно я буду посылать письма для Тани на ваш адрес, от имени женщины, Например, от вашей подруги?
– Ладно, Дима, я буду передавать письма твоей жене. Только для конспирации ты её имя в письмах не называй, – посоветовала Евпраксия.
Чтобы изменить свою внешность, по совету Евпраксии, Дмитрий сбрил усы и подстригся наголо. Дома у Сержпинских за чашкой чая, с ним попрощались Таня и Геннадий Иванович. На вокзал, соблюдая осторожность, его никто не провожал.
Евпраксия очень переживала из-за трагических событий в Ярославле. Она даже написала письмо своему знакомому большевику Луначарскому Анатолию Васильевичу. Из газет она узнала, что Луначарский входил в состав правительств, и является членом ВЦИК. Точного его адреса она не знала и указала на конверте: «Москва, Кремль, Луначарскому А.В.». В письме она подробно описывала историю по насильственной мобилизации Сергея в Даниловский отряд, об убийствах в Ярославле и в Данилове, произошедших по вине большевиков. Словом, обо всех случаях беззакония, которые ей были известны.
–
В конце августа в Данилове начала работать новая властная структура – чрезвычайная комиссия. План Евпраксии, внедрить в эту структуру своего человека, удался. Сергея Воденкова заслушали, на заседании исполкома уездного Совета, и утвердили в составе чрезвычайной комиссии, состоящей из десяти человек. Он рассказал своим родственникам, что начальником Даниловской чека стал большевик Александр Сидоров, присланный Ярославским Губревкомом. До этого он работал в Рыбинске милиционером. Был он грамотным молодым парнем, в возрасте двадцати двух лет.
По инициативе Сидорова в Данилове в первые дни его деятельности, провели перепись населения, и отдельно пересчитали всех купцов и прочих зажиточных граждан. А в сентябре он организовал выдачу новых удостоверений (с фотографией) всем Даниловским военным, охранникам, работникам милиции, и служащим.
Когда с утра, в здание земской и городской управы пришёл фотограф, чтобы делать снимки на документы, Сергей Сержпинский собирался идти домой после дежурства. Вместе с фотографом пришли начальник чрезвычайной комиссии Сидоров и Сергей Воденков. Они ходили по зданию управы и объявляли всем служащим, что надо идти фотографироваться в «приёмную» председателя исполкома.
