– Угодить мне? С точностью до наоборот; гораздо проще искренне сказать женщине, любите вы ее или нет, вы же прикрываетесь цветистыми фразами, стараясь опутать меня, словно паутиной.
– Предположим, именно таков мой замысел, но тогда я вас не разочарую даже после того, как вы меня разгадаете.
– Выходит, мне самой надлежит вам сказать, любите вы меня или нет?
– По крайней мере, дайте знать, что не слишком огорчитесь, если я осмелюсь все вам высказать.
– Разве подобные откровения огорчительны?
– А по-вашему, они занимательны?
– Смотря по обстоятельствам.
– Вы, право, меня обнадеживаете.
– О, я же говорила: чтобы узнать правду, мне придется встать перед ним на колени!
– Либо не очень сердиться, если это сделаю я…
И Селькур падает к ногам своей чаровницы, пылко сжимая ее руки и покрывая их поцелуями.
– Снова меня побуждают к легкомысленному поступку, – говорит Нельмур, поднимаясь. – Теперь мне потребуется целая неделя для раскаяния…
– Ах, не предвосхищайте горести любви еще до того, как вкусили ее радости.
– Нет, нет, тем, кто подобно мне, опасается шипов, лучше никогда не срывать розы… Прощайте, Селькур. Где вы ужинаете сегодня?
– Как можно дальше от вас.
– Вот как! Отчего же?
– Я вас боюсь.
– Это было бы правдой, будь вы в меня влюблены; однако несколько минут назад вы намекнули, что это не так.
– Малейшее ваше сомнение на сей счет сделало бы меня несчастнейшим из смертных.
Графиня устремляется к своей карете, пора расставаться, на прощание она берет с герцога де Селькура слово явиться к ней завтра на званый обед.
Тем временем прелестная Дольсе, и не помышлявшая о том, что поклонник ее сейчас у ног другой, была преисполнена блаженства и ощущала себя любимой. Она поделилась со своей наперсницей, что недоумевает, как ей, обладательнице столь скромных достоинств, удалось пленить самого привлекательного мужчину в мире… Чем заслужила она его внимание? Что надлежит ей предпринять, дабы поддержать этот интерес? А вдруг герцог окажется ветреником – не умрет ли она от горя? Эта милая доверчивая женщина говорила совершенную правду, она пока не осознавала, сколь сильно влюблена, и сколь непереносимым ударом станет для нее известие о неверности Селькура.
Иное дело – графиня де Нельмур, в ее чувствах не было ни тени трагизма: польщенная одержанной недавно победой, она не теряла самообладания. Селькур рассматривает ее в качестве любовницы? Что ж, принизить двадцать соперниц – дивное наслаждение, тут есть чем гордиться… Герцог намеревается жениться на ней? Чудесно – тогда она станет женой человека, имеющего восемьсот тысяч ливров ренты. Во главу любовного расчета она ставила выгоду и честолюбие, что, впрочем, отнюдь не упрощало построение ее оборонительных комбинаций. Допустим, герцог отведет ей роль любовницы, и не более того, тогда надо заставить его мучительно ждать; чем настойчивее будут его старания понравиться, тем более будет возбуждено общее внимание. Стоит сдаться сразу – через каких-нибудь пару дней – и вместо торжества ей достанется унижение. Теперь предположим, что Селькур нацелен на женитьбу, в таком случае, еще важнее правильно защищаться: кто знает, вдруг он откажется от своих планов, если получит из рук любви то, чего добивался путем брака? Итак, нужно раскусить его, привязать… умерить его пламя, если он слишком загорится… и снова разжечь огонь, если он попытается ускользнуть… В отличие от чувствительной Дольсе, наивно поддавшейся нахлынувшей на нее искренней нежности, Нельмур берет на вооружение хитрость, кокетство, жеманство и лицемерие… Таковы были планы, вынашиваемые графиней в одиночестве: нам еще предстоит узнать, в какой мере то, что решено женщиной подобного склада при отсутствии страстей, претворяется в жизнь при их пробуждении.
