Серегин расчет был прост и точен: через час-полтора отмытый до блеска капитан второго ранга Потапов, опережая собственный визг, умчится с корабля, прямиком в Техническое управление. Алексей сейчас сообразит, что снимочки он должен показать своему руководителю, и лучшей оказии, чем взбешенный проверяющий, ему не найти. Отдаст, конечно, в запечатанном конверте. И обязательно сопроводит посылку прямым телефонным звонком, чтобы готовились и встречали. Сергей посмотрел на часы:
– Леша, только не задавай глупых вопросов, что да как. Факты перед тобой. Обдумай все сам или посоветуйся с кем. Да, не забудь про Потапова. Ему теперь, правда, не до нас, но все-таки… Проводить-то положено. Не смею более задерживать ваше внимание, товарищ начальник.
Сергей тихо выскользнул из каюты. Было у него еще одно маленькое, но ответственное поручение для Ивана Дронова. А время так удачно подошло: по корабельной трансляции объявили о приготовлении к приборке.
В каютах офицеров и мичманов, на постах и в некоторых служебных помещениях стояли телефоны внутренней связи. Береговых телефонов на корабле было два: у начальника мастерской и в командирской каюте, которая в связи с отсутствием штатного командира была закрыта и опечатана.
Приборщиком там согласно корабельному расписанию был Дронов. Конечно, он мог вообще туда не ходить, но исполнительный Иван хотя бы раз в два-три дня туда наведывался, чтобы протереть пыль и подмести пол. Ключ ему безоговорочно выдавал дежурный по кораблю, а потом и опечатывал по-новой дверь каюты своей дежурной печатью, принимая под охрану. Выход телефонной линии с корабля для подключения на берегу был один. Поэтому оба эти аппарата всегда оказывались спаренными. Пребывание Ивана в командирской каюте было вполне мотивировано объявленной приборкой. Надо только грамотно и быстро его проинструктировать. Чем и торопился заняться Редин.
Состояние проверяющего, когда он, замотанный в простыню, в старых рваных тапочках на босу ногу поднимался по трапу в каюту начальника мастерской, никакому описанию не поддавалось. Внезапно дверь одной из кают приоткрылась, чья-то рука резко втянула капитана второго ранга внутрь и повернула ключ.
– Ну, привет, Баклан! – От былого подобострастия в голосе Сергея не осталось и следа, он был груб и неприятен. – Так ведь тебя офицеры на «трех тройках» называли? – Редин упомянул тактический номер одной из подводных лодок Северного флота. – А ты меня прекрасно помнишь, хоть я тогда с вами командированным ходил. Твоя ведь первая и последняя автономка была, лейтенант, да? После нее уже у всех терпение лопнуло: два года не суметь сдать на допуск к самостоятельному управлению группой, когда на это отводится два месяца. На моей памяти это вообще единственный случай, когда через два года лейтенанта списывают на берег за «полную профессиональную непригодность». Подразумевается под этим лень, тупость, нежелание что-либо делать вообще. Добавь сюда подлость, стукачество, патологическое вранье.
Ишь, как ты за эти годы сумел перестроиться! Доходили и сюда слухи о твоем продвижении. Язык-то не стер еще о чужие задницы? Заткнись! Здесь ведь тебя знают как облупленного. Или еще «испачкаться» хочешь? И повторим процедуру, а? Вот, сынок, и дуй отсюда, не задерживаясь, без оглядки. А снова на этот корабль пошлют – откажись непременно, хоть мертвым прикинься: ты нашей повторной встречи просто не переживешь.
