– Только не это, – шепчу я, открывая дверцы шкафа.
Кто-то залез в дом и обчистил его. Не оставили ни крупы, ни сахара, ни одной консервы. У Ирины всегда здесь хранились залежи съестного, кто-то прознал и обчистил дом.
– Гады! Даже чайник электрический унесли, – лепечу и всхлипываю на эмоциях.
Достаю из сумки салфетки, вытираю им скамью, и помогаю мальчишкам забрать на нее.
Обычно пацаны очень шустрые и энергичные, но не сейчас. Дорога и праздник в кафе их вымотали. Усталость мне в помощь!
– Вы посидите тихо, пока мама приберет стекла и пыль, – говорю машинально, не обращая внимания на слова.
– Ма-ма? – Лёшик округляет темно-карие отцовские глаза, хлопает длинными черными ресничками.
– Это игра такая! – быстро нахожу объяснение роковой ошибке.
– Мне «нлавится»! – щебечет Андрюша и гладит меня по руке. – Няня-мама.
– Можно и так!
Где-то за домом слышны звуки деревни – мычат коровы, звонят колокола. И весь этот гомон сейчас меня не успокаивает, а давит, потому что я боюсь, что нас найдут раньше, чем я успею исправить свою глупую жизнь.
Нечестно так! Использовать девчонку без мозгов, за которую некому постоять.
Конечно, Влад пытался пару раз влезть в дела брата, но Марк быстро поставил того на место, объяснив, кто в доме хозяин. Влад психанул и просто хлопнул дверью, уехал, так и не разобравшись в ситуации.
Все обвиняйте меня! Я всё стерплю.
– Черт! – чертыхаюсь, спотыкаясь и роняя ведро.
Мальчишки громко смеются.
– Вы ничего не слышали, понятно?!
– Черт… черт… черт… – повторяет один.
– «Челт… челт… челт…» – вторит ему второй.
А я оглядываюсь как затравленный зверек по сторонам, думаю, что делать, ведь только что ситуация очень сильно осложнилась. Продуктов нет, детей кормить нечем. А они – мальчишки, растущие организмы, не смогут перебиться кабы чем. К тому же нужно окно вставлять.
Протягиваю руку и ощупываю рукой грудь, на которой на цепочке висит кольцо с огромным бриллиантом.
Денег мало, зато есть бриллиант. Только где я его продам? Ломбарда явно здесь нет, даже если бы был, то у меня спросили бы паспорт. А я не хочу палиться. Представляю, что сделают со мной, когда узнают, что я умыкнула самое дорогое, что было у Борзакова.
А у меня не было выхода. Четыре года терпеть его издевательства… я так сильно любила, а он… только использовал меня.
Но я стойко всё выносила. А две недели назад всё рухнуло – Марк привел в дом женщину, сказал, что женится, что у его мальчиков должна быть мать. Настоящая. Любимая.
А я никто. Просто няня. Суррогатка. И должна выметаться из дома.
Сердце снова и снова сдавливает тисками.
Я смотрю на своих крох. Разве я – их настоящая мать могла отдать своих мальчиков другой женщине? Конечно, нет. Но заставить Марка принять и полюбить себя я тоже не могла.
Сейчас я в беде. И моим детям нечего кушать.
Может, плюнуть на себя? Перестать бороться? Вернуться и отдать ему наших сыновей?
Нет. Поздно. Не простит. Уничтожит. Не поверит, что я сделала это в состоянии аффекта, из-за его невесты.
Марк раньше считал меня лгуньей, женщиной с низкой социальной ответственностью, а теперь еще и воровкой… совершившей хищение в особо крупных размерах.
Не вижу никакого выход, кроме одного… бороться до конца.
– Всё получится! – продолжаю собирать стекла.
В дверь громко стучат, и я вздрагиваю. Детям показываю, чтобы молчали. Через пару минут заглядывают в разбитое окно.
Хватаю швабру и со всей дури бью по голове.
