Илья сидел в кустах и смотрел на Избу уже с час.
За это время ни одна птица, да что там – птица! – комары с мухами, к Избе не подлетели ни разу.
Потому как не могли.
Нет, пробовали, конечно, многие, но словно бы натыкались на какую преграду невидимую, и, если не падали, разбившись, то летели прочь, больше даже не пробуя.
А потом на поляну вышел Страшила.
Илья его сразу признал, ибо знал: есть такие!
Про них Голован рассказывал, когда подробно объяснял, с кем или чем ватаге столкнуться вполне может быть придётся в поземельных ходах.
Страшилою становится обычный Домовой, ежели его Дома, где он Защитник и Хозяин волшебный, лишить насильно, тогда-то, недовольный случившимся и оскорблённый до всей своей сути, добрый Дух-Хранитель Жилища и всего, что в нем находится, удивительным образом перевоплощается из добродушного, заботливого старичка в уродливого сволочного гада, который готов на любую мерзость немыслимую, дабы только насолить столь подло обошедшемуся с ним Миру.
Особенно стоит отметить появляющийся у превратившегося из Домового в Страшилу склочный характер, замешанный на поношении любых деяний людских.
– Понаставили Изб-то, нелюди, где и житьнельзя! – Орал, надрываясь, Страшила, топоча ножищами.
Каждая ножища была величиною с колесо тележное, и отпечаток оставляла таков, что, по прикидке Ильи, весу в Страшиле получалось пудов двадцать.
Да и ростом был ужас ходячий под стать ножище: явственно чуть выше дерева стоячего, но, однозначно, малость ниже облака ходячего.
– Разве ж такая должна быть Изба? – Ревел Страшила. – Разве ж в лесу? Разве ж без огорода, без наличников на окне, без трубы дымоходной? Где всецело необходимоё? Как смеете жити в неправильном строении? Рушить! Ломать! Изничтожать!
И кинулся, со всей злобы, потрясая огроменными кулачищами, Избу крушить.
За что и получил.
Илья даже присвистнул.
Неподъёмную тушу Страшилы отбросило как раз в промежуток над соснами лесными и сводом небесным.
А когда Страшила на землю опять громыхнулся, то был уже вовсе и не Страшилою, а отвратительного вида и запаха кучей горелого мяса.
Изба тем временем повернулась.
Теперь она стояла не окном, а дверью к поляне.
– Ну, что за народ? – Голос у Избы был явно расстроенный. – Тысячу раз говорено: просьба не беспокоить! Заранее предупреждаю о возможных последствиях, вплоть до полного лишения, как жизни, так и сущности, – всё равно, лезут! Действительно: beata stultica aeternum: вечная, блаженная глупость. Видимо, нужны более действенные методы профилактики! Ничего не поделаешь: в конце концов, сами напросились…
Потом что-то громко щёлкнуло, и Илья почувствовал дикую боль в голове.
Одновременно с болью пришло чёткое осознание: и вправду, не пойду!
Жизнь дороже.
Но не тот Илья был человек, чтобы поддаваться.
Даже наоборот: боль в головушке лишь заставила Илью глубоко обдумать прямо счас перед ним происходящее.
Тем более что к Избе приближался новый гость.
Земля дрожала, деревья от страха словно бы стали ниже ростом.
Илья проверил засаду свою: надёжна ли?
Выходило, надёжней некуда.
И вышел на поляну Змей Горыныч; из голов его, числом три, вырывалось пламя, крылья, пошевеливаясь, лес шатали, будто сие – травинки.
Но Илья опять заметил некоторую странность.
Ничего из на пути попадавшегося, Змей не рушил.
Даже наоборот.
Шёл бережно, дышал осторожно, и хвостом шевелил с явным расчетом ничего вокруг не повредить вообще.
