Взрыв разорвал солдатика, отданного мне в помощь, на куски. Сидорова отбросило на десяток аршин, а меня приложило до звона в ушах.
– Ну я вас!
Перезаряжая «близнят», я в одиночку схватился за пушку и стал доворачивать на цель. Уж не знаю, откуда взялись силы ворочать такую тяжесть, но я навёл орудие. У меня «сорвало стоп-кран», и я влил в орудие раза в два больше положенного.
– Огонь!
Пылающий шторм сожрал остатки всадников. Последняя троица пруссаков развернулась и понеслась обратно к роще.
– Lichieres pautonnier!
Довернуть пушку и вдарить ещё! Всех! До последнего!
В чувство меня привёл чёрный песок, пролившийся в «песочные часы» водопадом, и Сидоров, появившийся рядом.
– Вашбродь! Успокойтесь, ушли они. Вы, ить, пушку-то оставьте, не офицерское дело тяжести таскать.
Я зажмурился, сбивая пылающую внутри ярость, и сделал глубокий вдох. Спокойно, Костя, спокойно, ты отбился, молодец. А теперь отпусти Анубиса, оторвись от «близнят» и остынь.
Отдышавшись, я открыл глаза, выпрямился и посмотрел на поле. Нет, пожалуй, не буду разглядывать, что там осталось. Хватит с меня неприятных зрелищ на сегодня.
– Вашбродь! Вашбродь! – К нам подскочил фейерверкер первого орудия. – Ивана Герасимовича убило!
Я кинулся к батарее, где возле крайнего орудия лежал Иван Герасимович.
* * *
К счастью, солдат ошибся. Корсаков был жив, но изрядно контужен и ранен в бедро осколком. Майор водил мутным взглядом вокруг, хрипел и делал слабые попытки подняться. Солдаты хотели уложить его на импровизированные носилки, но майор не позволял.
– Успокойтесь, Иван Герасимович, – я наклонился над ним, – не шевелитесь.
– Батарея! Огонь!
– Лежите, Иван Герасимович, у вас контузия и ранение. Сейчас я прикажу отнести вас в лазарет.
– Не могу, – он зашёлся в кашле, – бросить пушки. Без меня не справятся…
– Ваше состояние не позволит вам продолжить бой. Я приму командование над батареей.
Взгляд у него прояснился, он схватил меня за плечо и громким шёпотом произнёс:
– Не посрами меня, Костя. Только не посрами!
Силы его оставили. Корсаков побледнел, закатил глаза и потерял сознание.
– Быстро! – я кивнул солдатам. – Несите его!
Переложив майора на носилки, они подняли их и почти бегом помчались в сторону полевого госпиталя.
– Батарея! – Я встал в полный рост. – Беглым! По готовности! По вражеским орудиям! Огонь!
Подзорная труба Корсакова валялась на траве, я поднял её и навёл на лес, откуда приехали гусары. Так, здесь вроде никого больше нет. А что у нас с вражеской пехотой? Они выбили гренадеров и атакуют Тобольский полк, если я не ошибся и верно узнал штандарт.
– Сидоров!
– Здесь, вашбродь!
– Возьми кого-нибудь в помощь и тащите «близнят» на левый фланг.
– Слушаюсь!
Через десять минут я уже наводил свою пушечку на вражескую пехоту. Далековато! Может, и добьёт, но особого урона пруссакам не нанесёт. Попробовать Знаками? Сюда бы «Нервного принца», мы бы им устроили показательное выступление!
Я вспомнил про шпагу, которую использовал как middle wand, потянулся рукой к поясу, но пальцы схватили пустоту. Кажется, я потерял её после атаки «молотов».
– Ваше оружие. – Голос Кижа шепнул мне прямо в ухо. – Держите, Константин Платонович.
Мертвец, появившийся рядом, передал мне шпагу в ножнах. Я поблагодарил его кивком, взялся за рукоять и обнажил клинок.
Ёшки-матрёшки, это что такое?! Металлическое лезвие превратилось в полупрозрачную полосу из непонятного материала. Она светилась мягким голубоватым светом и больше напоминала игрушку, а не оружие. Это я сделал? Металл переродился от мощного потока эфира? Никогда не слышал о таком. И что теперь прикажете делать с этим непонятным «чудом»?
