Мама бросила на меня взгляд, призывая продолжить общение с Мэй, как будто именно я должна была поддерживать эту неловкую беседу. Я не знала, что еще сказать.
– У Даниэль сегодня было прослушивание для школьного мюзикла, – сообщила я, сваливая непосильную задачу по общению с этой молчаливой незнакомкой на мою болтливую сестру, которая в том, что касалось умения разговаривать с людьми, была оскароносным фильмом, а я – курсовой работой студента режиссерского факультета.
– Я собираюсь сыграть одну из главных ролей, – подхватила Даниэль, клюнув на мою наживку. – Мы будем ставить «Злую».
Мэй посмотрела на Дани, ее лицо выразило замешательство.
– Это название мюзикла, – пояснила моя сестра. – Он очень хороший. Он основан на одноименной книге, а та – на «Волшебнике страны Оз», и его ставили на Бродвее.
Все эти слова для Мэй явно звучали как иностранная речь, но Дани это не остановило.
– Я претендую на роль Эльфабы, одну из двух главных ролей. Я очень хочу получить ее, но если не выйдет, я знаю, что сыграю хотя бы на втором плане.
Я была уверена, что Дани получит хорошую роль – она, по общему мнению, прекрасно пела и брала уроки танцев с тех пор, как научилась ходить.
– Ты поешь? – раздался слабый голос с другой стороны стола.
Мы все посмотрели на Мэй. Она продолжила:
– Я когда-то пела.
– В школе? – спросила Даниэль.
Мэй покачала головой:
– Нет.
– В церкви? – предположила я. Дани, Хелен и я пели в церковном хоре, когда были маленькими.
Мэй обдумала вопрос.
– Вроде того.
– Это замечательно, Мэй, – вмешалась мама, сложив руки на столешнице, прежде чем Мэй успела сказать что-то еще. – Спасибо, что поделилась с нами. Итак, девочки, я привела Мэй со своей работы.
Я попыталась скрыть удивление на лице. Для моей мамы было странно приводить домой пациентку. Мама даже почти не говорила о своей работе, когда была дома, не говоря уже о том, чтобы приглашать к обеденному столу больного. Ее профессия требовала строгой конфиденциальности, и она относилась к этому очень серьезно.
Я внимательно рассматривала нежную кожу и пронзительные глаза Мэй. Если не считать худобы, то с виду с ней все было в порядке.
Мэй обратила внимание на сэндвич и дотронулась до него костлявым пальцем. Под рукавом ее мешковатой кофты на запястье виднелись багровые отметины. Откуда они у нее? Она из-за этого попала в больницу? Она пыталась покончить с собой?
Может быть, с ней все не так уж и хорошо?
Я вдруг почувствовала себя виноватой за то, что так критично отнеслась к ней. Кто знает, через что пришлось пройти этой девушке? Она была маминой пациенткой, значит, что-то с ней все же было не так. Я должна была постараться быть добрее к ней.
Прежде чем я успела что-то сказать, мама откашлялась, затем посмотрела на нас с Даниэль.
– Мэй останется у нас на несколько дней.
Мы с Даниэль в недоумении уставились на маму. Говорить о ее работе дома – это одно, но привозить домой пациентку, чтобы она пожила у нас?
– Почему? – выпалила я, не успев остановиться.
Мама взглядом отчитала меня за бестактность. Затем спокойно объяснила:
– Мэй не может вернуться в свой дом, поэтому она будет жить у нас, пока не появится другой подходящий вариант.
Я не могла поверить в то, что услышала. Пациентка психиатрической клиники будет жить у нас? Это было невероятно странно.
– Это всего лишь на несколько дней, – проговорила мама, глядя на клеенчатую подложку на столе. Она смахнула с нее несколько крошек, затем подошла к раковине, чтобы смыть их с рук.
