– Он что же, никогда не работал?
– Нет, конечно. Он вообще как будто пятилетний ребенок был. То есть ни помыться сам не мог, ни еду приготовить, ни в магазин сходить.
– А жили они на что?
Соня пожала плечами.
– В последние годы на две пенсии, как я понимаю. А до этого Борис Авенирович работал, конечно. Тогда еще его жена была жива. Она с Саньком дома сидела, а отец деньги зарабатывал.
– А кем он работал?
– Даже и не знаю. – Соня потерла лоб, вспоминая. – Вроде, когда я была маленькая, родители говорили, что он учителем был, но из-за болезни Санька уволился и пошел рабочим. Сварщиком, что ли. Тогда в советские годы они очень много зарабатывали. Галактионовы каждый год Санька возили на море, в санатории разные, к экстрасенсам обращались. У них очень много денег на это уходило.
– И как они, тихо жили? Этот их, больной, не буйный был?
– Нет, что вы. – Соня даже рассмеялась от такого нелепого предположения. – Санек тихий, вежливый очень. Улыбается всегда. Знаете, раньше про юродивых говорили, что они светлые, так вот Санек он как раз очень светлый, добрый, в отличие от отца. Рисовать, кстати, любит.
– А отец, выходит, злой?
– Нет, что вы. Борис Авенирович не злой. Я, наверное, неудачно выразилась. Просто он на жизнь немного озлобился. Непростая она у него была, особенно когда жена умерла. Он и по хозяйству все сам, и с Саньком крутился с утра до вечера, и денег им, конечно, не хватало. В общем, он иногда проявлял агрессию, но такую, в рамочках. Например, как-то стал кричать на меня, что мы за ним следим. Или еще как-то раз обвинил нас с братом в том, что ему дверной глазок заклеиваем.
– А вы не заклеивали?
– Нет, конечно. – Соня даже засмеялась от такого нелепого предположения.
– Софья Михайловна, когда в последний раз вы видели своих соседей?
Соня задумалась.
– Точно не знаю, – призналась она. – Я совершенно точно разговаривала с Борисом Авенировичем в прошлом апреле. Приехала с работы, вышла из машины, пошла к подъезду, а там они с Саньком у входа стоят. Они из магазина возвращались, и я еще помогла им сумку с продуктами до квартиры донести. Да, пожалуй, именно тогда я их видела в последний раз, хотя не могу сказать, тогда они пропали или немного позже.
– А когда вы обратили внимание на их исчезновение?
– Летом. Где-то в середине июля, пожалуй. В почтовом ящике скопились неоплаченные квитанции, хотя до этого Борис Авенирович забирал их регулярно. Кроме того, мне показалось, что я чувствую неприятный запах из их квартиры, и я позвонила в полицию. Вот, Павел, наш участковый, тогда приезжал, может точно посмотреть, какого числа это было.
Оперативник и этот самый Павел обменялись малоприятными взглядами.
– Ну что, все понятно, пойдемте, Софья Михайловна, будете понятой при вскрытии квартиры ваших соседей.
Соня снова посмотрела на часы, показывающие десять минут четвертого. Да, пожалуй, полчаса у нее еще есть.
– А это долго? – робко спросила она. – А то у меня в четыре часа назначена встреча…
– Зависит от результата, – оперативник нехорошо усмехнулся, – но будем надеяться, что ничего, кроме испорченных продуктов, мы в этой квартире не найдем.
Вторым понятым оказался сосед из третьей на их лестничной площадке квартиры – отставной военный Владимир Петрович.
– Паникерша ты, Сонечка, – укоризненно выговаривал он, наблюдая, как вызванный из управляющей компании слесарь виртуозно вскрывает два замка на двери Галактионовых. – И чего шум подняла? Людей только от дела отрываешь. Вот вернется Борька из своей поездки, будешь ему объяснять, почему дверь в квартиру вскрыта. Знаешь же, как он трепетно к этому всему относится.
