На кладбище Пер-Лашез смеркалось. Со всего города сюда собирались тяжелые тучи. Еще полчаса-час, и на Пер-Лашез со всех концов Земли слетится нечисть – на карнавал Безумного Рыбника. Размять тысячелетние кости, обсудить городские сплетни, пожаловаться на цены на топливо и, чем черт не шутит, а черт всегда шутит, полакомиться чьей-то неосторожно забредшей душей.
– Вот будет потеха, – вдруг хохотнула Ведьма.
Ведьма двинулась со своего каменного ложа, словно увязший в болоте путник, рванулась вперед и наконец освободилась, оставляя позади себя дымящиеся сломы лап и хвоста. Кряхтя, похлопала она себя по плечам, посмотрела в свое зеркальце и тяжело вздохнула.
– Вряд ли я сейчас приглянулась бы даже последней нечисти во Вселенной. А ведь когда-то я была такой чертовкой! Сколько голов вскружила. Сколько голов снесла. Не было мне равной на балу у Кровавого Водопляса на обратной стороне Луны. А теперь хороша, ничего не скажешь. Каждый раз, возвращаясь к жизни, я теряю часть хвоста. Уже то, что есть хвост, не слишком красит женщину, но облезлый хвост – что может быть хуже? Еще пару столетий, и ничего кроме хвоста от меня не останется, – пожаловалась она могиле Джимми.
Джимми, этот мерзавец, ничего не ответил. Да и многое ли он знал про хвосты? С тех пор, как этого свободолюбивого молодца притащили сюда и придавили каменной плитой, он был не в духе и все больше помалкивал. Поддерживал разговоры, когда хотел, и молчал, когда хотел. А уж если разговаривал, то нес такую чушь про au-delà2, хоть уши воском замазывай. Когда-то его звали Джим Моррисон. А теперь просто Джимми. Человек после смерти здорово уменьшается. Даже большой человек. Этот был музыкантом. Одним из лучших. Потому и умер. Сгорел в пламени своих страстей.
– Эх, Джимми, Джимми, – проворчала Косматая Ведьма. – Сколько можно спать? Будь ты со мной, мы бы показали всему миру, как зажигать на Рождество. Мы бы с тобой спалили весь Париж. Начали бы с Нотр Дам и там пошло-поехало.
Джимми молчал.
– Помнишь, как мы кутили вдвоем? Ты и я, та самая красавица с глазами цвета черного агата, кровь которой ты пил на рассвете. Как ты был прекрасен тогда, пока еще не продал душу дьяволу.
Джимми ворочался в могиле, но молчал.
– Молчишь, Джимми? Конечно, теперь я не так хороша. Хотя, что такое красота? Всего лишь умение казаться красивой. Хотел бы ты снова увидеть, как я умею казаться красивой?
Джимми молчал.
– От тебя, как от моего хвоста, никакого толку.
Косматая Ведьма размяла свои кости и еще раз посмотрелась в свое потускневшее зеркальце. И вдруг вместо морщинистого лица, будто поеденного молью, на нее из расходящейся кругами мутноватой глади глянула задорная чернобровая красавица. Именно такой красавицей она была две тысячи лет назад, когда впервые увидела Самого и не признала его.
– На твоей планете, – сказал Маленький принц, – люди выращивают в одном саду пять тысяч роз… и не находят того, что ищут…
– Не находят, – согласился я.
– А ведь то, чего они ищут, можно найти в одной-единственной розе…
Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький Принц»
Каждый год под Рождество Маленький Дьявол с кладбища Пер-Лашез выбирался, зевая, из своего каменного ложа. Он, как и вся городская нечисть, весь год копил силы и пробуждался только в эту звенящую от напряжения ночь, в последние часы перед полуночью, чтобы успеть снова почувствовать себя живым до того, как вечный мрак уступит место вечному дню.
