– Мышьяк, – сказал Фэнтон, – выглядит как белый порошок. – И, подумав, что в семнадцатом веке мышьяк мог иметь несколько иной вид, добавил: – Или как небольшой кусочек белого бисквита. Джудит, могла ли кухарка без твоего ведома бросить нечто подобное в миску с поссетом?
Джудит терпеть не могла Китти, но ей в сильнейшей степени было свойственно чувство справедливости. Разжав губы, она произнесла:
– Нет.
– Ты уверена?
– Я бы непременно заметила.
– Когда ты относила миску наверх, кто-нибудь попадался тебе на пути? Быть может, этот человек пытался отвлечь твое внимание, чтобы сделать свое мерзкое дело?
– Никто и никогда.
– Что ж, – сказал Фэнтон, немного поразмыслив. – Ты вызываешь доверие, и у меня нет сомнений в твоей верности. Я хочу поговорить с тобой наедине.
Фэнтон подошел к двери и наполовину приоткрыл ее. Джудит, стоявшая спиной к письменному столу – сколько раз Джайлс Коллинз упоминал о нем! – бросила на Фэнтона настороженный взгляд. Но когда она проходила мимо Фэнтона, вид ее был уже не таким суровым и непримиримым.
– Подожди меня, – приказал Фэнтон.
Женщина долго колебалась, но наконец покорно склонила голову и вышла из кабинета. Фэнтон последовал за ней. Он не стал полностью закрывать за собой дверь, оставив узкую щель.
– Быстро ступай на кухню, – тихо сказал он. – Возьми большую суповую ложку и зачерпни горчичного порошка. Есть он у вас? – (Джудит молча кивнула.) – Разведи порошок в кружке теплой воды. Если потребуется, добавь щепотку соли или масла. Еще… – Он замешкался, лихорадочно вспоминая, какие еще продукты наверняка есть в особняке семнадцатого века. – Оливковое масло найдется? – (Джудит снова кивнула.) – Смешай в равных долях с соком китайских апельсинов и давай госпоже несколько раз в час. И пусть пьет ячменную воду, много ячменной воды. Под ноги – горячие камни или кирпичи. Если навалится слабость – теплые полотенца на живот и… – (Морфина в доме точно не было.) – Опиум есть? – Очередной молчаливый кивок. – Возьми ложку порошка и размешай в воде, раствор должен быть крепким. Госпожа на несколько часов впадет в дрему. Вечером ей станет намного лучше. Ну же, поспеши! Когда приготовишь все необходимое, вернись сюда и постучи.
Джудит наклонила голову и развернулась, собираясь уйти.
– Погоди! – сказал Фэнтон. – Еще кое-что.
– К вашим услугам, господин.
– Твоя верность несомненна. Женщина с нечистой совестью не посмела бы говорить так, как говоришь ты. За что же моя жена невзлюбила тебя? И почему, когда ей было дурно, ты не имела права входить в ее покои?
На суровом, застывшем лице Джудит появилось странное, едва уловимое выражение. Горничная дотронулась до своей щеки:
– Все оттого, что Господь не дал мне красоты. Оттого, что я помогла бы ей, но вас я презираю, и она это хорошо знает. Оттого, что в детстве я учила ее, в чем заключается воля Господа…
– Опять ты за свое? Сказал же, избавь меня от этой пуританской тарабарщины!
– Но я знаю волю Господа!
– Да ты сама скромность! Еще и мудрейшая из женщин!
– Вовсе нет, – тихо сказала Джудит и вся как будто сжалась. – Я самая ничтожная из тварей Божьих…
– Однако же тебе известна Его воля. Послушай, если твои бредни достигнут ушей моей жены, тебе несдобровать. Пороть тебя я не стану – ты не испугаешься плетки. – (Фэнтон раскусил ее, и Джудит это знала. Она отвела глаза.) – Я вышвырну тебя на улицу. А значит, обреку твою госпожу на верную смерть. Ты поняла меня?
