– Верхнее поле замерзло, – сказал он и промокнул губы салфеткой. – Я пропахал утром гектар, и вместе с землей выворачивается лед. Здесь десять лет не было такого холода.
– Будут и похлеще зимы, – сказала Элоиз. – Собаки знают.
– Собаки? – спросил я у нее.
– Верно, месье. Когда собака не отходит далеко от дома и кричит ночью, то это значит, что три года подряд по ночам будет прибавлять холода.
– Вы верите в это? Или это просто французская деревенская примета?
Элоиз хмуро посмотрела на меня.
– Причем тут верите или не верите? Это правда. Это и при мне самой случалось.
– Элоиз имеет свой подход к природе, мистер Мак-Кук, – вмешался Жак. – Она может вылечить вас молочком одуванчика или заставить заснуть лопухом и тимьяном.
– А может она изгонять призраков?
– Ден… – вздохнула Мадлен.
Но Элоиз не смутилась. Она изучила меня своими водянистыми глазами и почти улыбнулась.
– Надеюсь, вы не подумаете, что я нетерпелив, – сказал я. – Но мне кажется, что все вокруг вроде как обеспокоены этим танком, и если бы вы могли изгнать это…
Элоиз медленно покачала головой.
– Только священник может изгонять, – сказала она мягко, – и единственный священник, готовый нам поверить, слишком стар и слишком слаб для таких вещей.
– Вы действительно верите, что танк посещается?
– Смотря что понимать под «посещается», месье.
– Ну, насколько я смог понять, предполагают, что мертвый экипаж по ночам переговаривается между собой. Это так?
– Некоторые говорят, что так, – сказал Жак.
Я посмотрел на него.
– А что же говорят другие?
– А другие совсем не будут об этом говорить.
Элоиз осторожно черпала ложкой свой суп.
– Никто не знает многого об этих танках. Но они не были похожи на обычные американские танки. Они отличались, сильно отличались; и отец Энтон, наш священник, говорит, что они были карой, пришедшей из l'enfer,[19] из самого ада.
– Элоиз, неужели нам обязательно об этом говорить? – сказала Мадлен. – Мы же не хотим, чтобы испортился ленч.
Но Элоиз подняла руку.
– Это не имеет значения. Этот молодой человек хочет знать о танке, и почему бы ему не узнать о нем?
– Каким образом они отличались? – спросил я. – Мне он кажется обычным танком.
– Ну, – начала объяснение Элоиз, – они были целиком выкрашены черным, но теперь вы не можете этого увидеть: от ржавчины и непогоды краска слезла. Их было тринадцать. Я знаю, потому что я их считала, когда они шли по дороге от Ле Вей. Тринадцать, в тринадцатый день июля. Но – самое странное – они никогда не открывали люков. Большинство американских танков проезжали с открытыми люками и солдаты кидали нам конфеты, сигареты и нейлоновые чулки. Но эти танки пришли, и мы никогда не видели, кто их привел. Они всегда были закрыты.
Мадлен закончила суп и выпрямилась на своем стуле. Она была очень бледной, и было совершенно очевидно, что весь этот разговор ее расстраивает.
– Вы говорили о них каким-нибудь американцам? – спросил я. – Не рассказывали они вам когда-нибудь, что это были за танки?
– Они не знали или не хотели разговаривать, – произнес Жак, рот которого был полностью забит чесночным хлебом. – Они говорили просто: «специальное подразделение», – вот и все.
– Только один из них остался, – перебила Элоиз. – Тот, который все еще стоит там, вниз по дороге. Он повредил гусеницу и остановился. Но американцы ничего не сделали, чтобы забрать его отсюда. Вместо этого они пришли на следующий день и заварили башню. Да, они заварили его, а затем пришел английский священник и прочитал над ним молитву – и оставили его гнить.
