.Кто-то из наших девочек на утреннике прочитал такие стишки, запомнившиеся мне: " Мама стирала на кухне белье. А котик усатый смотрел на нее. Мама устала, легла на кровать. А котик… взял мыло и начал стирать!») Куда-то давно задевалась наша фотография средней группы, где я в верхнем ряду, хохочу. Люда Чащина с Олей сидят в первом ряду, положив руки на коленки. А сын нянечки Сашенька Борисов высунул язык трубочкой и вроде как отдает честь. Скорее не по-нашему, а по- американски: выгнув руку буквой П. Со своих школьных лет я не видел этой фотографии! На утреннике в честь Дня Советской Армии я читал хорошие стихи: «Дуют ветры в феврале. В трубах воет звонко. Змейкой мчится по земле снежная поземка. Над Кремлевскою стеной самолетов звенья. Слава армии родной в день ее рожденья!«Эти стихи были написаны на ровно оторванном квадратике тетрадного листка в клеточку. Первая прививка патриотима. Она пришлась мне по душе.
Наверно, в честь Дня наших мам 8 Марта – мы готовили мамам подарок. Это был картонный зеленый картонный лист дерева размером в полторы детских ладошки, и на нем наклеивалась подушечка -игольница в виде побольше малышового кулачка красно- атласной божьей коровки (вроде бы, внутри кусочек паралона), с черной матерчатой головкой и белыми наклеенными глазками и нарисованными чем-то вроде туши черными пятнышками на спинке. Я рисовал хорошо, еще не лучше всех (как чуть позже), но клеить как-то не получалось… клей пачкал листочек. Мама Лиля, увидев что я что-то делаю в уголке, тайно, в качестве домашнего задания, допыталась у меня хитро- ласково. И во время моего сна помогла мне, вроде бы немножко – но божья коровка сразу значительно похорошела. Во время празднования в садике я и все вручили нашим мамам это рукоделье.
Праздник в группе был вечером, за окном стемнело. В зале группы набилось множество детей и их родителей. Мы наперебой вверх тянули руки, чтоб воспитатели кого-то из нас вызвали на очередное соревнование. Приз победителю – шоколадная конфета. Ее надо было с завязанными большой белой салфеткой глазами срезать висящей на ниточке большими портняжными ножницами или т. п. Я выбивался из сил, тяня руку и крича: " Я хочу!“ Но спрашивали кого угодно, но не меня и не моих друзей. Когда стали, так сказать, подводить черту, то я уже почти упал духом. Соревнование – ребенка чуть ракручивают с завязанными салфеткой глазами и вот перед ним две тарелки. В одной налита вода, а в другой… конфета! Таак, кто пойдет!) Я, я, я!!! – разрывали воздух и мое сердце возгласы детей и мои собственные. „Пойдет… (пауза) …Сашенька Борисов!!!“ Где ж в мире справедливость, опять этот любимчик воспитательниц, нянечкин сынок! Его так и звали не Сашей, а Сашенькой. По блату! Сашенька чуть не залез в тарелку с водой. Но зал напряженно охнул, он догададся и ухватил конфету. Как сейчас вижу этого ребенка в бордовой байковой рубашке с клеточку с измазанным только что съеденной конфетой самодовольным лицом! Так и хочется крикнуть другу- Коле Удилову что-то вроде: " Пойдемте, Киса, мы чужие на этом празднике жизни! „Обида подступила комом к горлу, душат слезы. Так тяжко остаться не только даже без конфеты (вкусной!), но без приза, удачи. Тебя даже не заметили в этой шумной толпе. И тут Люда Ложкарева, наша рева, громко и призывно заревела. Взвыла, как сирена! Заразительно, с упоением. Я и так был на взводе, жуткая обида. А тут еще такое дело. Ей дали конфету! Несколько мгновений, и я тоже заревел. В наши дни детям этого не понять. Тогда все было всем понятно. И мне дали конфету сразу же. Было вкусно, но я себя не уважал. И моя молоденькая мама, по- девчоночьи, в сердцах, ущипнула меня за локоть. У меня и сейчас, когда это вспомнил, щеки от стыда горят. Чувствую себя каким-то власовцем, больно. Но это тут же все забыли, только я вот вспомнил. Детская душевная рана. Господи, как вчера!
