Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления - страница 92

Весной папа принес длинные блестящие металлические рейки для рамок графики. Мы с Кирюшей стали сражаться ими, как рапирами. Кирюша сделал выпад, направив свое оружие мне в грудь. Защищаясь, я подставил тыльную часть руки, которую друг мой распорол, как рыбье брюхо. Порез был глубокий, красная кровь в нем стояла по краям. Это было страшно, но я виду не подвал, чтоб не тревожить еще больше и так взволнованную бабу Веру, завязавншую мою рану чистой тряпочкой. Я улыбался, как мог. Как улыбается стюардесса, уже зная, что шасси не выходит и возможно придется приземляться на брюхо. И сейчас вот смотрю на этот ставший с годами маленьким шрам тыльной части (ниже локтя) левой руки. Это мой самоидентификатор: " Я есмь я!»)

Много сейчас волнуют нас национальные отношения, тема эта очень обострилась, во всем мире даже. Мой папа с детства полюбил украинские песни. Они мальчишками очень хотели на фронт, но совсем юных не пускали. Отправились из под Москвы (рядом- в Апрелевке в октябре сорок первого были немцы) с матерью и сестрами снова в Поволжье, где когда-то жили. Только не совсем на малую родину, а в район Энгельса. По дороге почти в полночь, вымотавшись от нескончаемого пешего пути постучались в один деревенский дом, попросились на ночлег. Но хозяева не желали входить в их положение, не пустили. Заночевать удалось в домике на другом конце деревни. Ночью просыпались от отдаленного грохота. А утром узнали, что дома, куда их не пустили, уже не существует. Разбомбили. Утром, подойдя, увидели большую черную, дымящуюся еще, воронку… На месте назначения их встретил большой бревенчатый, отскобленный до идеального состояния, барак. Огромное, как в казарме, пространство без перегородок на втором этаже. Эвакуированные были и с Украины… разгородили семьи отведенное им пространство бельем на веревках. В тесноте, да не в обиде. И украинцы по вечерам чудесно пели свои песни. От» Дивлюсь я на нибо» и» Ничь яка мисячна» до никому посторонним неизвестных» старинных песен, когда солирующий женский или мужской голос или два выводил немыслимые звуки, переплетаясь с вступающим в свой черед хором. Помня эти времена, папа с удовольствием слушал по радио украинские песни, как народные, так и «Рушник» и другие песни Платона Майброды…» Ридна мати моя, ты ночей не сыпала и будила меня, уходя в край села. И в дорогу далеку ты меня на зоре провожалла, и рушник вышивалый на долю, на счастье дала..!» Это без подглядки, поэтому, может где, я и ошибся…

Тогда еще не ушли в прошлое такие, я бы сказал, несколько коммунальные отношения, когда соседи занимали соседям «до получки». У нас в соседнем подъезде, но второго – «нехудожнического» корпуса была квартира четырехкомнатная на двух хозяев первыми назову Шариповых дядю Колю и тетю Фаю. Хорошие наши обычные советские люди. Николай невысокого роста, подвижный, черноглазый, с черными курчавыми волосами, татарин, строитель. И его жена голубоглазая шатенка, тоже татарка, невысокая, довольно стройная, обоим лет под по тридцать пять- тридцать восемь. У них двое сыновей – Илья и Радик. Илюшка очень шустрый, сильный, внешне похож на мать. Мой одноклассник. Очень много, хоть и без всякого разбора читал, позже был записан в несколько библиотек, но хороших оценок в школе почему-то не имел. Отличный парень, в дальнейшем учился в мореходке, работал на каком-то траулере на Карском море, потом вернулся в наш город и работал в какой-то организации по наружной городской рекламе. Надежнейший товарищ и друг. Радик был на два года младше, похож больше на отца, симпатичный, чуть картавил. Радик был одержим желанием что-то найти. Поэтому он бывал и на помойках, отыскивая там каким-то чудом часы, браслеты к ним, пятнадцать или двадцать рублей, подарочную маленькую бутылочку с французским ликером… Ильюшка называл себя не Ильясом, а Ильей, как Муромец.) Радик, зная хорошо, что мой папа делает памятник Попову для нашего города, сделал мемориальную доску декабристам, решил тоже найти какой-то известный в городе объект, над которым потрудился их с Ильюхой папа. И нашел. Это была стоящая и ныне у завода «Вектор» высоченная, метров в полсотни высотой, кирпичная труба с закоптившимися белыми цифрами даты постройки «1959»…» Работали много …отец тоже очень старался. Заработал в последние месяцы аж сто сорок. Пришли они с мамой в ресторан. Он заказал все самое шикарное. Все вокруг, и официанты думают: Что за миллионер такой выискался!» – живописал Радька. Он слегка по малолетству картавил, говорил увлеченно и в лицах. Было весело слушать!) Летом всей семьей, помнится, ездили на Тобол, приехали очень загорелые. Помню, как сантехники в нашем дворе летом выпили лишковато, произошла стычка, и один из них погнался за другими. Я, как всегда, на асфальте мелом рисовал какие-то батальные картины. И вдруг мимо меня пронесся человек, а за ним другой с ножом. Наверно, сантиметров пятнадцать свежезаточенное лезвие. Бежал быстро, зло. Я даже испугаться не успел, но стало все же не по себе. И Ильюшкин отец, дядя Коля, меня очень хорошо успокоил, как истый психотерапевт. И проводил до подъезда. Пьяный буян тогда здорово исполосовал ножом тому, за кем гнался, руку до локтя. Я этот итог видел, когда снова во двор вышел уже позже. Но, слава богу, до смертоубийства дело не дошло.