Дымка. *Nebh. Об он пол чресплесе восчресплесь - страница 18
А он сам – только ли противился этому или невольно и множил, длил, размазывал грязь? Ведь его этическое маньячество (образнее не охарактеризуешь) началось еще в детстве, когда от избытка оригинальничающей принципиальности иногда мог сам себе возразить: что это я, в самом деле, только за наши спортивные команды болею? Отчего, мол, не пожелать честной победы сильнейшему, достойнейшему и благороднейшему? Спустя годы он, сам того не приметив, напишет критический отзыв на двоих своих благодетелей с Крайнезапада, которые ранее не то рекомендательные письма ему дали, не то make-up экзамен приняли в более удобное время. Это произошло машинально: просто роздали анкеты, которые ищущий ум сам заполнил с упором на «раз уж спросили и коли уж на то пошло». Забывался сном тревожным, позабыв сей казус в суете дней… А когда вспомнил – пришел в ужас, заметался, вытребовал изъятие своих неосторожных «показаний», суда над адвокатами и судьями; его успокоили, заметив, что все это никак-де тем не повредит, разве в случае распределения tenure… Успокоили! Оттоль утратил сон.
Но и это не помешало ему позже, со всем своим well-/g/rounded background, придти к духовно-нравственному тупику: необходимости пописывать… ежедневно-гениальные доработки для разноперья грэдов и постдоков (а отнюдь не методичек для бизнес-школ, как вскроется). Не только вследствие неполноты предлагаемой творческой реализации инуде, но и ради самой возможности достучаться, докричаться, дозвониться до всех этих прагматичных пророков постправды – твердолобых профессоров, как и их паствы. Каялся потом столь же истово, как прежде, готов был голодать и, в самом деле, голодал в тщетных поисках абсолютно честного заработка, проклинал нечестивый дизайн – и молился… о его сохранении ради невинных и уязвимых, кляня и себя самого за те редкие вкрапления комфорта, столь неуместные на фоне тягот, переносимых большей частью человечества.
Но ад, разумеется, к этой недоприкаянности не сводился. Прекратись ныне голод и нужда повсеместно, – разве не искал бы смыслов граду, миру, себе? А, не будучи нужным и в малом, отнюдь не почитая себя осчастливившим мир своими духовными обнаружениями, – желал ли бы себе комфортного продления? Или неужто всякие терзания-мытарства (как и оскорбленная напраслиной невиновность) – от лукавого, а всякий «мир», «гармония с собой», «душевное равновесие» суть непременные свидетельства правды пути или произлияния благодати? О, тогда никто не упасен паче реформатских фундаменталистов, не склонных к палимпсест-рефлексии #NoWarOnROW по пожирании – пардон, «рационализации» или парсимонизации – «лишних» остатков мира (но не себе подобных, ввиду весьма малой приятности мяса хищников для коллег по релму)!
Однако, что совесть его в дымке, помнил всегда. И присно был этим мучим – нет, не так, как комфортно ощущает себя душа, «сожженная в совести», лишенная нервов и кожи. Скорее боясь погубить, чем погибнуть (подтрунивая над теми, кто кармической самсары боится паче своей же теплохлади), – а вместе почить на ложных лаврах, нежели проиграть, – тщился доискаться: так ли уж тождественны гордыня – и сожаление о превратном, поверхностном, штамповочно-примерочном