Дыши всем назло - страница 72

В конце концов Делайла сумела преодолеть внутреннюю усталость и встала. Открыла окно, впуская в комнату утреннюю прохладу, и высунулась в него. Лицо обдало свежим, холодноватым воздухом, а от приземляющихся на кожу капелек по спине забегали мурашки, как и от чувства абсолютной свободы. Однако вскоре вдали послышались грозные раскаты грома, будто призывая ее к реальности.

«Так, отставить ерунду», – приказала себе Делайла и с сожалением закрыла окно. С грустью поглядев напоследок на залитую дождем улицу, она направилась в ванную.

В доме сегодня было намного тоскливее, чем обычно, даже словно холоднее. И то ли это воображение играло с ней, то ли действительно по комнате плыл еле заметный туман. Делайла поежилась и сильнее закуталась в полотенце. Обычно знакомые, родные коридоры теперь почему-то казались чужими, пустыми, мрачными, негостеприимными, отталкивающими. Их замечательный, любимый дом будто вырвали из времени и пространства и вынесли куда-то в бездну, где нет больше ничего. Делайлу как ледяной водой обдало, когда ей в голову пришли такие ассоциации, хотя она и осознавала, что все ее мысли – всего лишь глупости, навеянные печалью дня. И все же… их дом и правда опустошен. Без Маркуса Бертрана он был мертвым и угрюмым. Увял вместе с несчастной семьей и их горем, погряз в трясине глубокого отчаяния и грусти, стал серым и потусторонним. Особенно сегодня. Особенно сейчас.

В который раз преодолевая желание заплакать, Делайла переключила внимание на уборку. И все бы хорошо, как вдруг взгляд пал на семейный альбом. Она немедленно бросила порученные ей занятия и резко схватила его, словно от него зависела жизнь всего мира, и раскрыла, упав на еще не заправленную кровать. Да, вот счастливая, молодая пара держит на руках маленькую, улыбающуюся во весь рот девочку; а вот серьезная, обидчивая мина Делайлы, которая надулась в тот момент из-за того, что ей не купили мороженое из-за ее простуды; четырнадцатилетние Вейн и Делайла, понурые и уставшие после катания на коньках, а на следующем кадре веселые и улыбчивые; отец возле своей машины, явно пытающийся скрыть улыбку… Да, она помнила, в тот момент его смешил Вейн…

И это все, на что ее хватило. Сердце несчастной дочери не выдержало, с губ сорвался всхлип, а затем протяжный, жалобный, полный тоски и боли стон. Она уткнулась в подушку, спина ее подрагивала, негромкие стенания сливались с дождем на улице, грудь сдавило тисками, в горле застрял громадный ком, от которого оно болело, а душа с каждой слезой словно испарялась и исчезала в никуда, оставляя Делайлу наедине с ее горем. И как только в комнате все стихло, а капли ливня еще барабанили по стеклу, наступил покой. Однако в нем не было ни радости, ни грусти, ни облегчения – ничего. Делайла чувствовала себя растерзанной, выжатой, мертвой, как их дом. Сейчас ее ничего не интересовало, она обо всем забыла, разбитая и истекающая кровью, израненная осколками собственных мыслей и чувств.

«Если бы я тогда не выпила таблетки, то не попала в эту чертову больницу, и папе не пришлось бы ехать, он не разбился бы…» – в какой раз обвиняла себя Делайла в случившемся. Таких мыслей она давно не пропускала в голову, но сегодня все для нее вновь переменилось. Плохие воспоминания вернулись, возвратилось ощущение вины, которое она успела забыть за довольно продолжительный период спокойствия, а теперь… кажется, все нужно будет начинать сначала. Как бы ни хотелось. Только бы мама не заметила ее состояния…