Антон сдавленно хмыкнул (он даже не знал, что еще так умеет) и поглядел по сторонам, потому что пялиться на Ладу в данный момент было все равно, что видеть ее голой. А Антон к таким откровениям был явно не готов.
Вагон практически пустовал. В противоположном конце его на сидениях спали два бомжа. Типичный такой питерский поезд в будний день ближе к полуночи.
Обычно в таких условиях у него моментально начинался психоз. Но таблетки он с собой не взял, разумеется.
Он же практически здоров.
Лада вышла из своей внезапной ностальгии, обернулась и уставилась на Антона долгим взглядом. Будто ела его мозг вприкуску с хлебом. Он даже слышал, как она чавкает.
– Я пошутила, – произнесла она наконец без улыбки. – Ты слишком странный, чтобы у тебя ночевать. Я и не собиралась.
Поезд остановился на очередной пустой станции.
Лада тут же встала и молча вышла из вагона.
Антон, по непонятной ему самому причине, без единой мысли в голове вышел вслед за ней.
– Клоун, – буркнула Джанджа.
Меня преследовали только раз в жизни.
Какой-то местный сумасшедший, с черной от тяжести кармы кожей, насквозь пьяный, но от этого не лишенный, увы, возможности, перемещаться. Я подхватила его на хвост где-то на Конюшенной.
Он то обгонял меня, то отставал, постоянно махал руками, но ни разу не сказал и слова. В какой-то момент мне надоело скрываться от него в магазинах, нервы на тот момент уже давно были так себе. Я просто остановила ближайшего мотоциклиста и попросила его довезти меня до Васильевского острова. Или куда угодно. Алкоголик проводил нас взглядом побитой жизнью псины.
В тот момент я поняла, что у некоторых жизненных историй нет ни начала, ни смысла.
И вот я снова бреду по пустому ночному проспекту.
Продрогшая и с очередным психом на хвосте. Я с разочарованием подумала, что жизнь меня ничему не учит.
Антон догнал меня и пошел рядом.
Погода располагала к молчанию. Было холодно, ветрено и промозгло. Типичный Питер, нетипичный ноябрь.
– Куда ты идешь? – спросила я пространство.
– Я провожаю тебя до дома, – ответило пространство робким мужским тенором.
Будто сомневалось, что ему позволено подавать голос.
– А кто тебе сказал, что я иду домой?
Антон нахмурился.
– Но ведь сейчас слишком холодно, чтобы идти куда-нибудь еще, разве нет?
Он был слишком умен для шизофреника. Хотя я понятия не имела об умственных способностях этого подвида.
Но все равно: он был умен достаточно, чтобы не считать его обреченным. И красив, блин, как мужская версия Секретов Виктории.
Я словила себя на мысли, что опять вдалеке вижу очертания французского шато. Красивого такого, с фахверковой крышей.
Может быть, я все-таки исцелю его? Поцелую, как лягуху – и он станет обыкновенным принцем, а не чокнутым.
– Насколько ты болен?
Антон вздрогнул.
Я скосила взгляд.
Он тряс головой, будто в атаке. Или будто снова разговаривал с кем-то невидимым, как тогда в кафе.
Я даже не знала, какой из вариантов мне кажется более криповым.
– Ты собираешься отвечать или как?
Антон повернулся ко мне затравленным взглядом, откашлялся и… замолчал.
Потрясающе.
Я вздохнула.
– Собственно, насколько знаю, шизофрения неизлечима.
– Мы так не считаем, – пробурчал он мрачно. – У нас есть план. План выздоровления. Мы почти у цели.
Вот какой поворот. Они, видите ли, почти излечились.
Происходящее носило какой-то шизонутый характер, другого слова подобрать не удавалось.
