Дышите глубже, так бывает! - страница 5

Однажды по утру не протрезвевший Бендерян состриг свою гриву, оставив куцый хвостик, который он назвал оселедцем, заявился к кошевому атаману и заявил о концептуальном превосходстве горилки из «картопли» над трёхзвездочным армянским коньяком. Атаман с тезисом, что «сало и галушки – это базис нашей ментальности», спорить не стал.

Так с лёгкой руки войскового писаря он стал Галушкяном. Через год женился на племяннице атамана, с которой они произвели на божий свет много весьма хитрож… предприимчивых темноволосых горбоносых хохлят, впоследствии заполонивших всю Мало- и Великороссию.

Ну, а мрутик2 Гогол тогда просто сбежал в Петербург спасать свою печень, где удачно тиснул в местной типографии рассказы Абгарчика, бессовестно заменив его на Рудого Панько.

Такую душещипательную историю часто рассказывал папа своему маленькому Арчи, когда они стояли в углу. Маленький Арчи – за то, что опять принёс со школы двойки, а выпивший папа – за то, что с получки не принёс ничего.

Мальчик рос. Арчибальду очень не нравилось его имя – Арчибальд. Может, в этом не было ничего такого, если бы полностью не звали его Арчибальд Матвеевич Галушкян. От этой какофонии страдали все. Стоило Галушкяну только громко полностью представиться, как у экзаменатора по русскому языку выпадала из рук ручка, шофёр маршрутки съезжал в кювет, девушка брала своё «да» назад и начинала одеваться, а любой интеллигентный человек в пенсне изрекал: «Да ну нафиг, блин» только в более народном варианте.

Папа у Арчибальда в молодости был филологом. Специалистом по древнегерманской словесности и англистике. Он настолько увлёкся этой темой, что ещё молодым защитил диссертацию и написал три работы, которые тиснул в журналах «Вопросы тверского филоловедения» и «Вестник пермского филолога», где всё-таки согласились его напечатать.

К сожалению, это увлечение оказалось серьёзным. Ухудшало положение то, что Матвей Галушкян английский и немецкий языки знал только со словарём. С очень толстым словарём. Что, в принципе, не мешало вести ему безответную переписку с научными коллегами в западной Европе.

С начала девяностых папа Арчибальда работал на овощном рынке. Основные филологические вопросы днём на работе не выходили за рамки оценки спелости и цвета привезённых с оптовой базы англиканских «tomato» и древнероманских «pomоdoro», а на деле турецких помидоров. А вот вечером дома вся семья была вынуждена прослушивать лекции о «lycopersici Susceptibility».

В молодости на это особо никто не обращал внимания. Он даже свою супружницу Марию Ивановну звал не иначе, как кровавой Мари Тюдоровной, когда она изымала чекушку, припрятанную им для освобождения души от оков консорт-королевы Галушкян. В гастрономе, передавая кассиру бутылку тёмной «Балтики», он просил пробить «балтийского красного эля».

Положение стало тревожнее, когда он выяснил, копаясь в публичной библиотеке, тайну имени «Арчибальд». Оказалось, что оно имеет древнегерманские, а не англиканские корни. Об этом он с клокочущим сердцем объявил своей беременной благоверной Мари Тюдоровне за семейным ужином. Та традиционно проигнорировала научное открытие супруга, лишь поинтересовавшись, принёс ли он денег с работы.

Возмутившись меркантильностью своей супруги, Матвей Сидорович на повышенных тонах сообщил, что, к её сведению, данная именоформа является двухсоставной: первая часть «арчи» означает «настоящий», а вторая «бальд» – «храбрый». Таким образом, толкование мужского имени на древнегерманском – «храбрец, смелый воин». И Англия, где это имя было очень распространено в девятнадцатом веке, тут ни при чём!