Похоже, дела плохи. Очень плохи!
«В загородном доме была перестрелка», – коротко, сухо сказал Круз, кидая мой чемодан в багажник. Смутное, какое-то вязкое чувство страха, неопределенности. Никакого сострадания к моим проблемам. Этот головорез не собирается объяснять что к чему. Круз сосредоточенно смотрит через стекло машины туда, в место, где блестящая от недавно прошедшего дождя автострада смыкается в точку.
Пасмурные фразы с легким оттенком грубости – Круз на протяжении всего пути пару-тройку раз дал понять, что не желает общаться.
Я должна думать о родителях, тревожиться о будущем… Но мой взгляд лежит на коротко стриженом затылке Круза. Он, этот взгляд, сосредоточился там, в ложбинке, что темнеет между его шеей и основанием черепа.
Звук работающего двигателя. В остальном – полная, закладывающая уши тишина. Всё замерло.
Круз сухо ответил на несколько вопросов, и теперь я не решаюсь открыть рот. Я онемела. Мне невыносимо рядом с ним!
– Паспорт точно взяла? Покажи! – вдруг требует, протягивая руку, но продолжая следить за дорогой.
От этого повелительно-надменного движения в воздухе ощутился аромат Круза. Не кожи или волос, но хотя бы звук его парфюма. Плотный, обволакивающий, с ноткой чего-то восточного. У меня кружится голова…
– Взяла-взяла, отстань! – огрызаюсь от чувства чудовищного внутреннего дискомфорта.
Я для него даже не пестрая глупая колибри, а какое-то пищащее, раздражающее насекомое. Букашка, к которой и обращаться-то ниже достоинства со стороны хищного ястреба. Можно было ответить спокойно, без этого «отстань»? Да, наверное, можно, но я слишком вошла в образ, и поздно менять правила.
– Быстро достала паспорт! Сюда дала! – произносит раздраженным тоном, сделав перед моим лицом приказной жест пальцами.
Ладно-ладно. Роюсь в сумке. Нащупываю шероховатую обложку поддельного загранника, который отец еще давно «заказал» из-под полы как раз для таких случаев. Круз не очень терпеливо, но всё же ждет, расположив руку на крае спинки пассажирского сиденья. Подкачанное плечо Круза, скрытое под тканью поло, острый локоть, часы на запястье. Ниже – длинные красивые пальцы. Головорез с руками музыканта из филармонии. За все три чертовых года Круз ни разу не прикоснулся ко мне по своей воле. Так вот и сейчас: я могу дотронуться до него, отдавая паспорт, ненароком, типа случайно…
Нет, я не выдержу, я просто умру, если сделаю это! А как бы хотелось вложить в его теплую ладонь не картонку с водяными знаками, а мою пылающую от волнения щеку! Легонечко потереться о его кожу, прошептав: «Прости, Круз, я не хотела. Знаю, что ты терпеть меня не можешь, но… ну прости, пожалуйста!» Сказать это и тихо заплакать…
Нет! Действительно, слишком поздно. Круз ответит, что ему насрать на мои извинения и он, мол, просто делает свою работу.
– На, вот! – в досаде кидаю загранник на переднее пассажирское.
Ну и сволочь же я, ох и сука! Делаю ведь только хуже. Нет, это просто нестерпимо! Ловушка, в которую я сама себя загнала. И из нее не выбраться.
Придерживая руль, Круз листает поддельный паспорт. Один из тех, что лежат в тайнике, в квартире.
– Фрида Миллер. Девятнадцать лет? Ну и дела! – присвистывает с едкой интонацией.
– И что? – продолжаю грубить под скрежет железных зубьев собственноручно сделанного капкана.
Так, отвлекусь лучше на телефон. Что там? Блин, сообщение от Рафаэля. С чего вдруг? Он ингорил меня больше года. Не писал, не звонил. Я тоже, хотя первое время его поведение чуть задевало самолюбие. Всё же не стоило так быстро подпускать его тем летом…
