– Хм, одобрение?
Барский вдруг почувствовал себя спокойно и почти комфортно, так как наконец началась работа, которая ему нравилась. Он чувствовал себя уже не вражеским агентом на чужой территории, а обычным следователем, допрашивающим свидетеля.
– Странно. Ведь он считается ученым, крупным экономистом, а это, как правило, самые независимые люди на свете. И все же Игорь Корсовский жаждет чужого влияния и одобрения. Вы пришли к какому-нибудь выводу, господин Берзиньш?
– Полагаю, что да.
Берзиньш нахмурился, и Барский понял, что характер Корсовского восхищал его.
– Я полагаю, что под всей этой внешней благополучностью Корсовский очень неуверен в себе и, возможно, напуган. Мне кажется, что только удерживая свое влияние на людей и получая их одобрение, он обретает нужную ему безопасность. Все эти комитеты, где он заседает, и доклады, которые он сочиняет, усиливают его уверенность в себе, как у богача, который работает по двенадцать часов в сутки, так как боится бедности. Каждая акция в банке, каждая нефтяная скважина, которой он владеет, словно барьеры, ограждающие его от этого наваждения нищеты, которой, возможно, он так никогда не испытает. Вот почему я сказал, что Корсовский убил бы автора этого письма, господин Барский. Я видел его лицо, когда он открыл первое письмо, и это было лицо убийцы. Его безопасность под угрозой, а это – главное в его жизни.
– Это не может быть угрозами со стороны какой-нибудь преступной группировки?
Берзиньш небрежно махнул рукой.
– Бандиты служат ему верой и правдой. Никогда преступные авторитеты не чувствовали себя настолько в безопасности, как сейчас, при нем. В конце концов, этот человек почти что узаконил мафию. Да Забота за него казнит любого авторитета, каким бы трижды коронованным он ни был.
– Забота? Это не главарь ли муромовской группировки?
– Он же главарь всего преступного мира России. Но даже они с ног сбились, разыскивая этого неведомого шантажиста.
– И что же, как вы думаете, так напугало Корсовского?
Голос Барского-следователя не выражал ничего, кроме вежливого любопытства.
– Понятия не имею, но это нечто конкретное. Мне кажется, что когда-то Корсовский сделал или его заставили сделать нечто, о чем он никогда не сможет забыть. Он хочет отгородиться от этого работой, одобрением важных персон, но оно все время где-то на задворках его сознания. Затем однажды он глядит в монитор своего компьютера, и наваждение всплывает на свет.
– Понимаю.
На минуту Барский сосредоточился. Человек до смерти напуган. Человек влиятельный и окруженный могущественными друзьями, заседающий в комиссиях и управляющий финансами страны, а значит и самой страной. Он боится, что нечто страшное всплывет наружу.
«Что же могло вызвать у него такой страх? – думал Барский. Воображаемый детский ужас, невроз, начавшийся очень давно? Нет, это, очевидно, было бы медицинской проблемой и здесь явно неуместно. Эти письма говорят о том, что страх реален. Угроза насилия или наказание за неосмотрительность в прошлом? Нет, ничего подобного, ибо человек, подобный Корсовскому, знал бы, как справиться с подобными угрозами». Барский вспомнил отчет стилистов: «Написано очень старым человеком с психическими отклонениями».
Но «в прошлом» – это, вероятно, верно. Что-то произошло очень давно, когда Корсовский был мальчишкой или молодым человеком. Нечто, до сих пор приводящее его в ужас: «Цыганка, которая тебя погубит».
